Общий принцип скептицизма. Философия скептицизма Скептицизм как философское направление означает

1. скептицизм - СКЕПТИЦИЗМ м. греч. сомнение, доведенное до правила, до учения; искание истин путем сомнения, недоверия, даже к очевидным истинам. Скептик кто ничему не верит, всегда и во всем сомневается. Толковый словарь Даля
2. СКЕПТИЦИЗМ - СКЕПТИЦИЗМ (от греч. skeptikos - разглядывающий, расследующий) - философская позиция, характеризующаяся сомнением в существовании какого-либо надежного критерия истины. Крайняя форма скептицизма - агностицизм. Большой энциклопедический словарь
3. СКЕПТИЦИЗМ - См. ДОВЕРИЕ. Большой психологический словарь
4. скептицизм - -а, м. 1. Философская позиция, в основе которой лежит сомнение в существовании какого-л. надежного критерия истины. 2. Критически-недоверчивое отношение к чему-л. Малый академический словарь
5. скептицизм - Скептицизм, скептицизмы, скептицизма, скептицизмов, скептицизму, скептицизмам, скептицизм, скептицизмы, скептицизмом, скептицизмами, скептицизме, скептицизмах Грамматический словарь Зализняка
6. скептицизм - орф. скептицизм, -а Орфографический словарь Лопатина
7. Скептицизм - I. С. называется одно из основных философских направлений, противоположное догматической философии и отрицающее возможность построения философской системы. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
8. скептицизм - СКЕПТИЦИЗМ -а; м. [франц. scepticisme от греч. skeptikos - рассматривание, рассуждение] 1. Философское направление, в основе которого лежит сомнение в возможности познания объективной действительности. 2. Критическое, недоверчивое отношение к чему-л. Толковый словарь Кузнецова
9. скептицизм - Скепт/иц/и́зм/. Морфемно-орфографический словарь
10. СКЕПТИЦИЗМ - СКЕПТИЦИЗМ (греч. σκεπτικός – ищущий, рассматривающий, исследующий) – философское направление, созданное в 4 в. до н.э. Пирроном [ПИРРОН]из Элиды (ок. 360–270 до н.э.). Новая философская энциклопедия
11. СКЕПТИЦИЗМ - СКЕПТИЦИЗМ (от греч. skeptikos - разглядывающий, исследующий) - англ. scepticism; нем. Skeptizismus. 1. Филос. концепция, подвергающая сомнению возможность познания объективной действительности. 2. Критическое недоверчивое отношение к ч.-л., сомнение в возможности, правильности или истинности ч.-л. Социологический словарь
12. скептицизм - Скептицизма, мн. нет, м. [от греч. skepsis – рассматривание, сомнение] (книжн.). 1. Идеалистическое философское направление, отрицающее возможность познания человеком существующего мира, объективной истины (филос.). Античный скептицизм. Большой словарь иностранных слов
13. скептицизм - СКЕПТИЦ’ИЗМ, скептицизма, мн. нет, ·муж. (от ·греч. skepsis - рассматривание) (·книж.). 1. Идеалистическое философское направление, отрицающее возможность познания человеком существующего мира, объективной истины (филос.). Античный скептицизм. Толковый словарь Ушакова
14. Скептицизм - Древнегреческое философское направление, основанное Пирроном из Элиды в конце IV в. до н. э. Отправляясь от учения Демокрита о недостоверности знания, основанного на свидетельствах органов чувств, скептики, по Диогену Лаэртию, не допускали возможности д Краткий религиозный словарь
15. скептицизм - сущ., кол-во синонимов: 9 маловерие 4 недоверие 15 недоверчивость 13 нигилизм 3 пирронизм 1 подозрительность 16 скепсис 7 скептическое отношение 2 скептичность 7 Словарь синонимов русского языка
16. скептицизм - СКЕПТИЦИЗМ, а, м. 1. Философское направление, подвергающее сомнению возможность познания объективной действительности. 2. Критически-недоверчивое, исполненное сомнения отношение к чему-н. Толковый словарь Ожегова
17. скептицизм - глубокий ~ Словарь русской идиоматики
18. Скептицизм - (франц. scepticisme, от греч. skeptikos, буквально - рассматривающий, исследующий) философская позиция, в основе которой лежит сомнение в существовании какого-либо надёжного критерия истины. Крайняя форма... Большая советская энциклопедия
19. скептицизм - скептицизм I м. Философское воззрение, характеризующееся сомнением в существовании какого-либо надежного критерия истины. II м. Критическое, недоверчивое отношение к чему-либо, сомнение в правильности, истинности, возможности чего-либо; скепсис. Толковый словарь Ефремовой
20. скептицизм - СКЕПТИЦИЗМ (от греч. сгкетткб - ищущий, рассматривающий, исследующий) - философская школа, созданная в 4 в. до н.э. Пирроном из Элиды (ок. 360-270 гг. до н.э. Энциклопедия эпистемологии и философии науки
21. скептицизм - СКЕПТИЦИЗМ а, м. СЦЕПТИЦИЗМ а, м. scepticisme, нем. Skeptizismus <�гр. skeptikos рассматривающий, исследующий. 1. Философское направление, выражающее сомнение в возможности достоверности объективной истины, окружающего мира. БАС-1. Словарь галлицизмов русского языка

Примечание : статья изначально пишется как "ликбез" и вследствие этого не претендует на глубину и полноту изложения затронутых проблем. Для этого надо писать монографию...

Скептицизм – это отсутствие [любой] веры.

1.История скепсиса

За четыре года до рождения Александра из Македонии, в Элиде, на северо-западе Пелопоннеса, родился Пиррон, первый из философов-скептиков.

Скепсис у Пиррона не являлся самоцелью. Индифферентизм и обесценение всех общепринятых ценностей человеческого существования не ведут в пирронизме ни к отшельничеству, ни к маргинализму или эпатированию обывателей, как это бывало в других философских школах и религиях. Пиррон даже принял должность верховного жреца и был удостоен бронзовой статуи за заслуги перед городом; афиняне преподнесли ему почетное гражданство. Главной целью философствования Пиррон считал достижение eudaimonia (счастья), для чего, с его точки зрения, необходимо было найти ответы на три вопроса:

1. Каковы вещи по природе?
2. Как мы должны к ним относиться?
3. Что для нас от этого проистекает?

Пирроновы ответы таковы:

Вещи неразличимы и безразличны, неустойчивы и не допускают о себе определенного суждения; наши ощущения и представления о них не могут считаться ни истинными, ни ложными. Поэтому надо освободиться от всех субъективных представлений, не склоняться ни к утверждению, ни к отрицанию, воздерживаться от каких-либо определенных суждений. Из такого отношения возникают сначала afasia (состояние, при котором о вещах больше нечего сказать), затем ataraxia (безмятежность, невозмутимость), и затем apateia (бесстрастие).

При ознакомлении с подобным подходом возникает вопрос: а может ли быть у скептика мировоззрение (и является ли сам скептицизм мировоззрением)? Подробно это будет освещено в дальнейшем, а сейчас имеет смысл привести ответ в изложении Секста Эмпирика, написавшего "Три книги Пирроновых положений" – наиболее полное изложение учения античного скептицизма:

"Так же обстоит у нас дело с вопросом, есть ли у скептика мировоззрение. Если под мировоззрением кто-нибудь подразумевает склонность ко многим догмам, согласованным между собой и с явлением, и говорит, что догма есть согласие с чем-либо неочевидным, то мы скажем, что не имеем мировоззрения. Если же будут называть мировоззрением способ рассуждения, следующий какому-нибудь положению в соответствии только с явлением, то мы скажем, что имеем мировоззрение ввиду того, что это положение указывает нам, как, по-видимому, следует правильно жить...

Подобное же мы отвечаем и на вопрос о том, следует ли скептику заниматься изучением природы. А именно: мы не занимаемся изучением природы для того, чтобы высказываться с твердой уверенностью относительно какой-либо догмы, определяемой изучением природы; ради же того, чтобы иметь возможность противопоставить всякому положению равносильное, и ради невозмутимости мы стремимся к изучению природы. Так же приступаем мы и к логической, и к этической части так называемой философии. Говорящие же, что скептики отрицают явление, кажутся мне несведущими в том, что мы говорим. Как уже сказано раньше, мы не отбрасываем того, что мы испытываем вследствие представления и что невольно ведет нас к его признанию. Но это и есть явление. Также, когда мы сомневаемся, таков ли подлежащий предмет, каковым он является, мы этим допускаем, что он является. Ищем же мы не это явление, а то, что говорится о явлении, и это отличается от искания самого явления. Нам кажется, например, что мед сладок, и мы соглашаемся с этим, ибо воспринимаем сладость ощущением. Но есть ли сладкое таково, как мы о нем говорим, мы сомневаемся; но это сомнение не касается явления, а того, что говорится о явлении. Если же мы определенно возбуждаем сомнение против явления, то делаем это не потому, чтобы хотели отрицать это явление, но чтобы указать на опрометчивость догматиков."

Ближайшими учениками Пиррона были Тимон из Флиунта (320–230 гг. до н.э.), Гекатей Абдерский и учитель Эпикура Навсифан. У Пиррона были и другие ученики, но от них, кроме имен, ничего не осталось.

После смерти Тимона развитие школы скептицизма прерывается примерно на двести лет. Идеи скептицизма были восприняты платоновской Средней Академией в лице Аркесилая (315–241 гг. до н.э.) и Новой Академией в лице Карнеада Киренского (214–129 гг. до н.э.). Но академиков нельзя назвать собственно скептиками: они вообще отрицали возможность адекватного познания, в отличие от скептиков, которые говорят, что нельзя однозначно отрицать достижимость истины. Позднее позиция "не знаем и никогда не сможем узнать" получила название агностицизма.

В первом веке до нашей эры скептицизм возродил Энесидем из Кносса. Последними скептиками стали Сатурнин и Секст Эмпирик (II-III века нашей эры).

В эпоху Возрождения, наряду с попытками самостоятельного мышления, возрождаются древнегреческие системы, а вместе с ними и скептицизм, хотя прежнего своего значения он уже никогда не достигал. Ранее всего скептицизм появился во Франции. За Мишелем де Монтенем (1533-92) с его "Опытами" возник целый ряд подражателей: Шаррон, Санхед, Гирнгайм, Ла Мот Ле Вайе, Гюэ, англичане Глэнвиль и Бэкер... Но чего-либо принципиально нового с философской точки зрения мы у Монтеня и и др. не встречаем.

В истории скептицизма также обыкновенно отводят обширное место П. Бейлю (1647-1706); Дешан посвятил ему даже особую монографию ("Le scepticisme erudit chez Bayle"); но настоящее место Бейля – в истории религиозного просвещения, а не в истории скептицизма; его скептицизм важен для него главным образом как орудие против теологии.

В новой философии, начиная с Декарта, нет места абсолютному скептицизму, но относительный скептицизм, т.е. отрицание возможности метафизического познания, чрезвычайно распространен. Исследования человеческого познания, начиная с Локка и Юма, как и развитие психологии, неизбежно должны были привести к усилению субъективизма; в этом смысле можно говорить о скептицизме Юма и находить скептические элементы в философии Канта, поскольку последний отрицал возможность метафизики и познание предметов самих по себе.

Элементы скептицизма встречаются у таких авторов, как Пьер Абеляр, Николай Кузанский, Эразм Роттердамский, Агриппа Неттесхеймский, Жан Боден, Рене Декарт, Вольтер, Дени Дидро, у позитивистов всех трех волн.

Замечу, что скептиками были отнюдь не только европейцы – например, к скептикам относятся китаец Чжуан-цзы и мусульманин ал-Газали. Нагарджуна сделал из скептицизма буддийские выводы, основав целую школу "мадхьямика", по сей день пользующуюся влиянием в буддизме.

Но история философии – это несколько не тот предмет, о котором я хотел бы сейчас говорить, и поэтому, отдав дань уважения историческим личностям, перейдем непосредственно к скептицизму.

2. Принципы скептического миропонимания

Приведу таковые в вольной трактовке.

Во-первых , нельзя утверждать, что чувства дают нам знания о реальности . Все, что мы воспринимаем – проходит через наши органы чувств, затем обрабатывается соответствующими структурами мозга, последующее восприятие идет в том числе и с учетом бессознательных структур психики, и так далее; и при всем желании невозможно заявить, что мы воспринимаем то, что есть на самом деле . Человек осознает лишь небольшую долю того, что воспринимают его органы (классический пример: описания под гипнозом получаются куда подробнее, чем если человек просто вспоминает что-либо; и что тогда говорить о том, что вообще не обрабатывается сознанием?). А потом на все это накладываются еще и его личные интерпретации, уводящие еще дальше от реальности в субъективную действительность (помните знаменитое дзеновское "флаг колышется" ?).

Если же уйти с уровня "кухонной аргументации", то подход становится более понятным: так, еще со школы все знают, что электрон проявляет при определенных условиях опыта волновые свойства, а при других – корпускулярные. Так что тезисы "электрон является волной" или "электрон является частицей" противоречат фактам, а заявление "является и тем, и другим" – попросту методологически безграмотно.

Во-вторых , индукция не является надежным выводом . Классическое рассуждение на эту тему есть у Д. Юма на примере бильярдных шаров: многие уверены, что на основе многочисленных наблюдений за механическими столкновениями шаров можно узнать , как будут двигаться таковые в той или иной ситуации. В более общем виде: законы причины и следствия говорят нам, какое следствие необходимо произойдет, если имеет место быть определенная причина. Однако – а можем ли мы в действительности знать такие законы причинности? Говоря о причине, мы имеем виду то, что нечто следует одно за другим, что имеет место контакт между обоими явлениями, а случающееся как следствие контакта происходит необходимо . Таким образом, понятие причины характеризуется последовательностью, контактом и необходимостью. С последовательностью и контактом проблем не возникает: это относится к непосредственному опыту . А вот откуда мы знаем, что то, что происходит, – происходит необходимо ? Можем ли мы как-либо воспринять необходимость per se? Нет. Следовательно, мы вообще не можем обладать знанием о необходимости .

Мы знаем только то, о чем у нас есть опыт.

Важно: здесь то, в чем кардинально расходятся Кант и Гегель. Вещь есть сама по себе, вне зависимости от наших знаний о ней (Кант); или же вещь есть знание о ней (Гегель)? Гегель говорил, что мы знаем вещь, которая исчерпывается самим знанием о ней (панлогизм). Кант говорил, что вещь мы не знаем и познать не можем, но знаем только явления. Шопенгауэр продолжил мысль Канта: явления сами по себе, вне познающего субъекта, не имеют бытия: они, явления, сами по себе есть априорные формы познания нашего сознания. Следовательно, познание явлений – это познание собственных познавательных форм, и весь процесс познания сводится к познанию себя в мире как собственном представлении (в онтологическом смысле: воля познает себя).

Так что же мы знаем? Реальность (вещь в себе)? Действительность, которая есть явление (и не имеет бытия само по себе)? Собственное представление? Себя?

Короче говоря, если мы дифференцируем реальность и действительность, то должны, во-первых, знать, что действительности самой по себе, без субъекта, нет, а во-вторых, что явление (действительность) – есть представление. Многими подразумевалось, что явление (объект) – это прерогатива вещи (бытия), а представление – прерогатива сознания. Но они, явление и представление, тождественны ! Бытие как нечто пассивное вовсе не предстает нам в явлении, а, наоборот, субъект представляет мир через априорные формы (те же пространство и время, например). И при этом все это (действительность) находится только в сознании (что суть представление), но никак не вне сознания (иначе мы приходим к гегелевскому панлогизму: есть представление и плюс к этому есть явление, а если явление есть, то оно тем самым бытие, причем – идеальное). То есть нельзя сказать, что мы знаем действительность, ибо сама действительность есть знание (представление). И в результате получается тавтология: мы знаем то, что знаем (знание).

Разумеется, сейчас обсуждалась онтология. Возвращаясь к гносеологии: таким образом, в контексте разговора у нас есть знание исключительно о наличии устойчивых последовательностей , но никак не необходимости .

Совсем остенсивно: невозможно опровергнуть тезис: "все, свидетелем чего вы являетесь, происходило совершенно случайно, и наличие связи между причиной и следствием – иллюзия, созданная маловероятностью такого совпадения".

Возможно, на первый взгляд кому-то это покажется диким – но при тщательном анализе становится понятно, что логика Юма неопровержима, и утверждение о наличии необходимости причинно-следственных связей – не что иное, как предмет веры .

Можно возразить: почему предмет веры, а не априорность, как утверждают Кант и Шопенгауэр? Действительно, Юм был первым, кто по-настоящему поколебал основы детерминизма. Но посмотрел на проблему, так сказать, объективистски, сведя все к банальной привычке. Кант же полез в собственный разум, он задался вопросом: почему необходимость, которая ну никак не выводится из опыта, имеет представление в нашем сознании? И сделал вывод, что необходимость, как и сама каузальность, суть априорная форма познания. Ибо наши познания относительны, соотносимы, категориальны. Мы мыслим отношениями и воспринимаем только отношениями: для того, чтобы нечто объективировалось, оно необходимо должно быть соотнесено с чем-то еще. Нечто не соотносимое, абсолютное не имеет смысла в сознании. А потому причина, следствие и сама необходимость (даже временная последовательность! но здесь это к делу не относится) – суть априорные формы познания. Чтобы что-то понять и объяснить другому, мы необходимо должны сделать некое соотношение, а потому в процессе познания мира мы сами его детерминируем (самый наглядный пример детерминации – любая научная формула, даже любое определение). Ну и т.д. И, по аналогии с предыдущим примером, утверждать, что якобы есть причинность в сознании и – плюс – вне сознания – значит, опять же, возвращаться к пресловутому панлогизму (не говоря уже о том, что некий мужик нехорошо цыкает зубом и помахивает бритвенно острым лезвием).

Собственно говоря, не вижу здесь повода для спора: конечно, априорные формы познания появляются у нас еще до того, как сознание научается мыслить в прямом смысле слова – с самого рождения. Физиологический пример: изображение на сетчатке глаза получается перевернутым; через некоторое время младенец соотносит свое ощущение осязаемого и видимого, и изображение "переворачивается". Таким образом, говорить о том, что имярек верит в пространство или время – попросту бессмысленно, так как у нас нет возможности восприятия вне этих форм. Но вот, скажем, заявить о том, что пространство и время "есть на самом деле" – это уже предмет веры, контрпример всем хорошо знаком из фильма "Матрица".

Здесь важно уяснить, что скептики заявляют , а что не заявляют . Скептическим является тезис "мы не знаем о необходимости существования причинно-следственной связи". Скептики не заявляют , что такой связи не существует . Рассматриваемый тезис об индукции – эпистемологический, а не онтологический. Этого и не понимают многие невежественные критики скептицизма, заявляющие нечто подобное такому: "раз вы не верите в то, что неизбежно разобьетесь, выпрыгнув из окна на 15-м этаже, то слабó прыгнуть?".

В-третьих , скептик никогда не забывает о том, что дедукция не порождает новых истин – дедукция не дает нового знания . Дедукция – это вывод, сделанный по неким определенным правилам из некоторого набора утверждений. Этот вывод всегда будет истинным (в логическом смысле), если истинны предпосылки и общезначимы правила вывода. Ergo – дедукция тавтологична, она не дает нового знания.

Кроме того, то же положение можно обосновать и по-другому: уверенность подчиненности общим правилам объекта рассуждения непосредственно следует из априорной истинности общего утверждения силлогизма, что не имеет оснований, если не исследованы все члены множества. Так, из посылок "Все люди смертны" и "Кай – человек" действительно следует, что Кай смертен – по правилам формальной логики. Но это – формальный вывод, который подразумевает, что "все люди – смертны" является истиной. А для этого надо иметь данные о всех людях, что невозможно хотя бы потому, что не все они еще родились.

Собственно говоря, здесь имеет место уже упоминавшаяся проблема индукции: вывод, относимый ко всему классу, строится исходя из ограниченного кол-ва частных случаев.

В-четвертых , дедукция не доказывает собственных утверждений . Дело в том, что дедукция необходимо предполагает истинность предпосылок рассуждения. Но обоснованность предпосылок тоже не может взяться ниоткуда. И тут мы имеем трилемму: либо процесс обоснования обоснований идет ad infinitum, либо происходит логическая спекуляция типа circulus in demonstrando, либо приходится в некоем месте прерывать цепочку постулативно. Следовательно, ни один исходный принцип не может быть обоснован дедуктивно.

"В соответствии с теоремой Геделя о неполноте замкнутых формальных систем при их достаточной сложности часть предложений этих систем, будучи истинными, не будут иметь доказательств в рамках и средствами этих систем. Но из теоремы о неполноте вытекает еще один интересный вывод – если экстраполировать геделевские истинные, но недоказуемые предложения на существующие философские категории, то подобные (недоказуемые) истины будут выступать в качестве метафизических. Т.е. их можно только принять (аксиоматизировать), разомкнув и расширив систему. Остальные (выводимые) истинные предложения будут эмпирическими – единожды сделанный вывод этих истин может быть повторен каждым и многократно. Таким образом, метафизика недоказуемости имеет место в любой системе, достигшей определенного уровня сложности. И эта метафизика, ввиду недоказуемости, может быть только отвергнута или принята – аксиоматизирована (положена в основы последующих теорем-выводов)."

В-пятых , любому суждению можно противопоставить равное ему по силе противоположное суждение . Пожалуй, это самый трудный для восприятия не-скептиками тезис, так как его пытаются понять исходя не из принципов скептицизма, а из своего бытового опыта. Поэтому поясню на совсем уж бытовом примере.

Каждый уверен, что у него в туалете стоит унитаз. И у подавляющего большинства населения тезис: "Утверждения "унитаз есть в туалете" и "унитаза нет" – равны по силе", вызовет искреннее удивление: "как же так, он же там стоит!".

Реальный случай: один мой знакомый заехал в гости к матери, пошел в магазин, встретил пару друзей детства, попил с ними пива. Возвращается домой, естественно – первым делом в туалет, после пива-то... А там в полу – дырка вместо унитаза. Хотя час-полтора назад был на месте. Представляете, какой был когнитивный диссонанс? В доме – плановый ремонт, меняют сантехнику. Он не знал. Я с этим сталкивался – звонок в дверь, входит небритый мужик, вырывает унитаз и утаскивает его, даже не поздоровавшись. Сначала со всего стояка снимут, и лишь потом новые ставят.

А вот скептик бы не удивился, так как понимает, что наличие унитаза в туалете – это лишь устойчивая последовательность "открыл дверь – увидел унитаз", а вовсе не причинно-следственная связь, обязывающая унитаз быть на месте, когда бы ни была открыта дверь.

Конечно, пример выше – это большей частью шутка, чтобы лучше и ярче запомнилось. Философия – и об этом часто забывают – не имеет отношения к бытовым ситуациям и проч. Философия занимается познанием от общего к частному , как сформулировал еще Шопенгауэр. Поэтому корректным примером о равносильных суждениях является, например, тезис "бог есть". Этому суждению можно противопоставить суждение "бога нет" – оба они недоказуемы принципиально: ни факты, ни какие-либо эмпирические аргументы не могут быть состоятельными в доказательстве существования или несуществования трансцендентальной сущности. То же самое можно сказать и об уже разобранном тезисе о наличии либо отсутствии причинно-следственных связей. Можно также вспомнить известный тезис Б. Рассела о том, что все предметы, когда их никто не видит, превращаются в розовых кенгуру. Вот попробуйте доказать, что они не превращаются...

3. Критика скептицизма

Поскольку скептицизм не просто сложно, но невозможно понять мозгом, который привык не мыслить, а верить , скептицизм критикуют давно и постоянно. Правда, обычно критика относится не к скептицизму, а к тому, что, по мнению критиков, они сами считают скептическими тезисами – так, того же Юма неоднократно обвиняли в том, что он якобы отрицает причинность.

Пожалуй, первым критиком скептицизма можно назвать Августина. С его т.з., существует четыре области, в которых может быть найдено определенное знание: саморефлексия, интроспекция, математика и логические принципы. Однако заметим, что тезис "вы не можете сомневаться в собственном существовании" обозначает лишь существование субъекта – что, действительно, не может подвергаться сомнению, но не относится к скептицизму непосредственно . В любом случае приходится отталкиваться либо от "я есть", либо от "мысль есть": ведь "мысли нет" – это тоже мысль, а если мысль есть – то не "сама по себе", а она кому-либо принадлежит. Понятно, что есть большие (и не решенные до сих пор) сложности с точным философским определением терминов "я", "мысль" и др., но это – уже другой вопрос. Скептицизм, повторюсь, – позиция гносеологическая, а не онтологическая, а "существование "Я"" – вопрос именно онтологический.

Доверие интроспекции как адекватному отражению действительности обозначает доверие своей памяти и своим интерпретациям – что никак не обосновано. Математика – это условные правила, аксиомы и др., не имеющие непосредственного отношения к действительности . Ну и логические формальные принципы в этом отношении полностью подобны математике.

Но, что характерно, Августин был, пожалуй, самым адекватным критиком скептицизма. Давайте посмотрим, до чего дошли другие...

Для начала давайте ознакомимся со статьей "Скепсис и скептицизм" профессора Ю. Муравьева, опубликованной в журнале "Скепсис" . Ее можно назвать вполне показательной: она написана отнюдь не дилетантом, а доктором философских наук, помещена в журнале, который позиционирует себя как скептический, – т.е. отражает распространенный современный взгляд на скептицизм тех, кто интересуется таковым.

В начале статьи Ю. Муравьев отмечает, что цель работы – обозначить значение термина "скепсис" наиболее точно. Для начала автор верно замечает, что в современности у многих сложилось неверное представление о том, что античные скептики лишь "подготовили почву" для Монтеня, Декарта, Юма и др., а затем сразу же переходит к нападкам на Ю.В. Тихонравова, основателя деятельного скептицизма . Об этом направлении будет отдельный раздел, здесь же имеет значение, во-первых, сам факт нападок: то, что они начаты "с ходу", сразу после вступления, а потом повторяются еще, указывает на то, что это – не просто методологическое расхождение, а отрицание из-за эмоционального неприятия . Во-вторых, это подтверждается и сутью претензий: "Идеология всегда деятельна – это система идей, направленная на защиту интересов людей. Какие интересы защищает такой скептицизм? Если никакие, то кому нужен такой скептицизм?"

Процитирую в качестве ответа Руслана Хазарзара (несколько по другому поводу, но тем не менее): "...идеология, как и любой догматический позитив, несовместим со скептицизмом. ... (здесь для сжатости сошлюсь на Шопенгауэра) истинная философия – бесполезна. (Не говоря о том, что, с точки зрения философии, сама польза – штука малоосмысленная.)"

Но чем далее, тем чудесатее, как писал классик, и проф. Муравьев пишет: "различим поначалу скепсис и скептицизм ". В качестве "наилучшего и классического по ясности" объяснения он цитирует Э.Л. Радлова: "В сущности, следует различать лишь два вида скептицизма: абсолютный и относительный; первый есть отрицание возможности всякого познания , второй – отрицание философского познания. Абсолютный скепсис исчез вместе с древней философией, относительный же развит в новой в весьма разнообразных формах. Различение скепсиса, как настроения, от скептицизма как законченного философского направления, имеет несомненную силу, но это различение не всегда легко провести. Скепсис заключает в себе элементы отрицания и сомнения и представляет вполне жизненное и законченное явление. Так напр., скепсис Декарта есть методологический прием, приведший его к догматической философии. Во всяком исследовании научный скепсис есть живительный источник, из коего рождается истина. В этом смысле скепсис вполне противоположен мертвому и мертвящему скептицизму."

Честно говоря, при прочтении текста в памяти всплывает известное выражение "быть слегка беременной": скепсис, оказывается, может являться "настроением". Хороший подход к философской позиции, ничего не скажешь... Ну а то, что скепсис "как методологический прием" может привести к догматизму – это звучит похлеще, чем "война за пацифизм".

Вообще: никакой скептик не будет вырабатывать критериев истины (а если их не подразумевать, то будет не понятно, что "родилось" – истина или нет). Скептик, говорящий об истине, – тем самым уже не скептик . Ибо истина (в отличие от конвенции) – всегда догматична . Тем более серьезный философ не будет вырабатывать "критериев истины". Истина, нуждающаяся в критериях, – это уже не истина, а нечто другое.

Статья Радлова – чисто заказная, написанная для энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Она вполне корректно отражает взгляды интеллигенции того времени на познание и истину, но не более того. Так называемая "новая философия" отвела скептицизму довольно узкое и конкретное место – противодействие теологическим взглядам и выводам, полностью лишив его тем самым мировоззренческого статуса. Ну и, конечно, Декарт, Юм, Кант и далее эволюционисты пользовали "локальный скептицизм": метафизическое познание невозможно, бытие само по себе непознаваемо (Спенсер). Так что Э.Л. Радлов вполне реально очертил то место скептицизма, которое он стал занимать с начала эпохи Просвещения; но разговор-то идет не об истории философии, а о скептизизме per se!

И тут же Муравьев заявляет, что "скептицизм вырастает из скепсиса" и даже что "скептицизм может привести к отрицанию науки". Оригинально. Впрочем, если понимать скептицизм так, как его понимают многие не-скептики, то, поскольку из неверной посылки можно вывести все, что угодно...

После этого критик опять переходит к "скептицизму как настроению", к "локальному скептицизму в определенной области" (нравственный, медицинский и даже некий компьютерный) и так далее, еще раз возмущается Ю. Тихонравовым, рассуждает об обыденном понимании термина (какое отношение "разговоры на кухне" имеют к философии?!) и так далее, вплоть до обсуждения термина "пофигизм". Затем следует смелое заявление: "Теперь мы знаем, что такое скептицизм, чем отличаются различные смыслы этого слова, и каковы оттенки значений всех сопутствующих теорий". Клянусь, что, если бы я не был скептиком сам, то я ничего не понял бы в скептицизме из рассуждений автора статьи, кроме как "есть некий Тихонравов, который мне как кость поперек горла, а термин "скептицизм" многие понимают по-разному". Ну разве еще "Ю. Муравьев не понимает, как можно быть скептиком" – в тексте имеются пассажи о якобы невозможности выбора альтернатив последовательным скептиком (но об этом – в отдельном разделе). И все.

Примечание: так подробно я расписываю эту статью потому, что очень уж показательно в статье отражена позиция того, кто не приемлет скептицизм органически, на уровне подсознания: "Что можно построить на таком шатком фундаменте, как сомнение?". Не удивительно, что подобные воззрения приводят, например, к такому: "граница всепобеждающего скептицизма – это мораль". Вот так. "Требования, иже не прейдеши, вот что полагает конец скептицизму и сомнению". И еще: "Мораль, основанная на "правах человека" – такова, действительно, граница, в которую упрется и которой будет остановлен скептицизм". Мне, как скептику и имморалисту, это попросту смешно. Фридрих Ницще смеется вместе со мной... Вообще, любой разумный при упоминании о "правах человека" лишь скривится в презрительной усмешке – права должны быть заслуженными . Но не будем отвлекаться: я лишь хочу указать на то, как глубоко сидит в людях догматизм – в том числе и этический . Вы только вдумайтесь: профессор, доктор философии, заявляет, что философствовать можно лишь таким образом, чтобы – ни-ни! – не задеть неких эфемерных "прав человека", каковой термин имеет отношение в лучшем случае к юриспруденции (обычно же – к демагогии public relations), но никак не к эпистемологии, о каковой и идет речь.

Чем далее читаешь эту "критическую статью", тем большее возникает удивление: "Скептицизм всегда высмеивали как в господствующей философии, так и в общественном мнении". Вот такие, у нас, с позволения сказать, доктора наук: приводят как аргумент социальный заказ правящей верхушки, а заодно и argumentum ad populum... Любой психолог, прочтя такое , сделает однозначный вывод: даже мозги профессионала в области философии отказываются работать, что означает очень глубокую психологическую несовместимость – проще говоря, попытка примерить скептицизм на себя вызывает мощнейший когнитивный диссонанс, который преодолевается рационализациями, не выдерживающими малейшей критики – но имярек этого не замечает, поскольку вся "мощность" мозга идет на подбор любых аргументов, противоречащих скептицизму – независимо от степени их обоснованности .

Особенно забавно, что в панической критике местами встречаются вполне адекватные места, скажем: "...переосмысленный скептицизм предписывает нам, таким образом, вовсе не отказ от интеллектуальных обязательств, а но только отказ от иллюзорного понимания этих обязательств". Именно так. Но откуда взялось "переосмысление" – не понятно, сказанное относится именно к классическому скептицизму, известному с античности. Новое – это хорошо забытое старое?

Замечу, что в том же номере "Скепсиса" опубликована статья "Идеологическая мода в науке и скептицизм" другого д-ра философских наук – Ю.И. Семенова. Я ее не анализирую здесь по простой причине: на протяжении шести журнальных страниц профессор пишет то, с чем я либо полностью согласен, либо не вижу смысла возражать; но вот о скептицизме как таковом – там ничего нет . Рассуждения о скептицизме появляются лишь в самом конце, причем делаются взаимоисключающие декларации: "Даже если та или иная концепция в общем и целом верна, превращение ее в догму, в которую надлежит слепо верить, с неизбежностью рано или поздно выводит ее за пределы науки" никак не совместимо со "скептицизм ученого не только не исключает, а, наоборот, предполагает убежденность в истинности определенных положений, определенных концепций".

Скептицизм, – повторюсь, – не оперирует понятием "истины" просто по определению.

Но для полноты картины не будем ограничиваться одной публикацией из малоизвестного журнала, давно прекратившего свое существование; посмотрим на аргументы и других критиков скептицизма.

Вот, скажем, Александр Мень: (История религии, т.6, гл.6.):

"Человека, который усомнился во всем, уже ничто не может слишком волновать в этом мире. Он проходит по жизни как гость, как посторонний; он безразличен к ее треволнениям и больше всего дорожит своим покоем. Он не даст втянуть себя в бесплодные споры, которые смущают душу. Ему хорошо в своей скорлупе. Он может снисходительно посмеиваться над бреднями "догматиков".

Правда, оберегая безмятежность души, скептик готов примириться и с "мнениями" людей. Так, Пиррон, хотя и считал, что о Боге ничего определенного сказать нельзя, все же не отказывался от звания жреца в своем родном городе.

Рассказывают, что как-то, спасаясь от собаки, Пиррон залез на дерево, но потом говорил, что действовал импульсивно, а не повинуясь разуму. Однажды философ шел мимо болота со своим учителем Анаксархом, и тот провалился в воду. Пиррон, видя это, преспокойно ушел, считая, что лучше сохранить невозмутимость, нежели тревожить себя, помогая упавшему. Возможно, все это – анекдоты, вымышленные врагами философа, но они верно отражают характер и жизненные установки Пиррона.

Но чаще всего скептицизм казался абсурдным. Ему противилось глубокое, хотя порой и смутное убеждение в том, что истина достижима. Путь Пиррона вел к тупику, между тем как человек искал выхода, искал решения коренных жизненных проблем."

Христианский философ пытается ехидничать, но при этом он не может опровергнуть скептическую позицию, и ссылается – как на аргумент! – на некое "смутное убеждение" в достижимости истины. При этом de facto подразумевается, что существуют некие одинаковые для всех "коренные жизненные проблемы", а их решение всенепременно находится достижением некоей истины. Но, позвольте, – а как именно предлагается отличить истину от не-истины?

Тем не менее у подавляющего большинства людей, включая философов, даже попытка предположить, что "истины нет", вызывает бессознательное отторжение. Что особо забавно – такое поведение характерно именно для западной, европейской цивилизации; восточная с ее традициями буддизма куда более адекватна по отношению к скептицизму.

Весьма неплохой обзор роли скептицизма предлагает Алексей Панич в работе "О пользе и вреде скептицизма для философии":

"В восточнославянской культурной традиции скептицизму очень не повезло. Профессиональные философы внимания скептицизму почти не уделяют; в обыденном же сознании укоренился образ скептика как странного и малосимпатичного существа, которое ни во что не верит , все подвергает сомнению, а стало быть, не имеет и никаких идеалов и вообще никакой, если можно так выразиться, жизненной основательности.

С точки зрения советской философской историографии, скептицизм постоянно оказывался "не в фокусе", упорно не вписываясь в "генеральную линию" противостояния материализма и идеализма.

Согласно классическому изречению Протагора, "человек есть мера всех вещей – существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют". В последующем развитии античной философии этот тезис, можно сказать, одновременно и оправдался и не оправдался. Оправдался – поскольку античные философы, действительно, ни о чем ином не рассуждали с таким азартом, как о проблеме существования либо несуществования всего на свете: движения, атомов, первоначала, пустоты, богов, знаков, истины, доказательств и проч. и проч. Не оправдался – поскольку итогом этого "взрыва" философской активности стало выдвижение различными школами взаимоисключающих и равно доказательных утверждений по любому из вышеназванных вопросов. Здесь-то и возникает учение скептицизма, как об этом свидетельствует Секст Эмпирик:

Первый из них – это скептицизм "онтологический", согласно которому в самой действительности существует некая область, не относящаяся ни к существованию, ни к несуществованию, а занимающая между ними некую промежуточную позицию . Что же касается второго аспекта, которому и посвящено данное сообщение, то речь здесь идет о более знакомом и понятном скептицизме "гносеологическом", либо же "эпистемологическом". Прежде всего тут необходимо отметить, что скептицизм, как его понимает тот же Секст Эмпирик, призывает вовсе не к отказу от знания, а лишь к отказу от абсолютизации какого бы то ни было знания, так что совершенно невозможно ставить знак равенства между скептицизмом и агностицизмом или, допустим, "нигилизмом" (эта аберрация возникает лишь при восприятии скептицизма сквозь призму "биполярного" культурного сознания).

Впрочем, последовательный скептик не может знать наверняка даже и того, что он ничего наверняка знать не может – так что и агностицизм можно приписывать скептицизму лишь чисто гипотетически."

Строго говоря, вообще нельзя приписывать, так как позиция ignoramus et ignorabimus несовместима со скептицизмом по указанной причине. Вера в существование или вера в несуществование – это все равно вера .

"Кант также начинает свою "Критику чистого разума" с уже традиционного принципа "максимального сомнения", и также утверждает, что следование этому принципу приводит его, в конце концов, к абсолютно прочному и незыблемому философскому "основанию": критика, пишет Кант, негативна, но поскольку она указывает нам истинные границы практического применения разума, "то в действительности она приносит положительную, и весьма существенную, пользу" – именно, помещая разум в прочные и основательные пределы человеческого опыта. При этом сам Кант уверяет, что из философии скептицизма им заимствуется лишь "метод", но не сама философская "система". Скептицизм, – пишет Кант, – "есть привал для человеческого разума, где он может обдумать своё догматическое странствие (...), но это вовсе не место для постоянного пребывания; такая резиденция может быть там, где достигнута полная достоверность познания самих предметов или границ, в которых заключено всё наше знание о предметах".

Разница между Кантом и античными пирронистами, по сути, заключается лишь в том, что весь этот глубочайший скептицизм сочетается у Канта со столь же принципиальным и глубоким догматизмом: во-вторых, потому, что Кант, сверх того, вводит a priori ещё и необходимые человеку практически "регулятивные идеи" чистого разума, к числу которых прежде всего относятся идея "я" (души), "понятие мира вообще" и, наконец, "понятие разума о Боге"."

Ну и каково вам "совмещение" скептицизма с догматизмом? В том-то и трагедия человечества, что даже великие мыслители большей частью неспособны отбросить шаблоны . Тот же Кант, блестяще опровергнув схоластические "доказательства" существования бога, тут же спохватился и изобрел свой категорический императив.

Совсем уж наглядно-показательно выступает на эту тему А.О. Демин ("Новая пирронида"):

"Для скептика нет ничего труднее, чем размышлять на свободную тему. Мысль его не имеет двигателя внутри себя. Ничто внутреннее не побуждает его высказываться о вещах, ибо высказывание по природе своей противоречит скептическому мировосприятию, поскольку выделяет из безразличного континуума действительности ту или иную часть, без достаточного на то основания. Скептик любит поспорить, придумать апорию, посадить противника в лужу. Сам же в луже сидеть не любит, самолюбив, как сто чертей.

Скептик не способен выбрать между добром и злом, а главное – совершать поступки, соответствующие такому выбору.

Скептик, уставший от изнурительного эквилибра между идеологиями, есть потенциальный приверженец любого знамени, любого авторитета, лишь бы "не думать".

Скепсис – тоска об очевидном. О том, что убеждало бы до убеждения. Что было бы достаточным основанием для суждения, не требуя, в свою очередь, достаточно основания для себя. Что было бы одинаково приемлемо для любого рассуждающего о любом предмете. Это – пребывание разума вдали от догмата. Души – вдали от веры.

Порог – не место для жилья. Для жилья нужен дом. Скептик не может его построить. Это – дело уверенных и убежденных, к которым он не относится по определению. Время выбирать между пустынию и храмом, скепсисом и догмой, – не за горами."

Мне, честно говоря, просто лениво разбирать психологию критика – sapienti sat. Но обратите внимание на – как показательно! – призывы к вере и догматам. А заодно и на непонимание того, как можно что-то выбирать, не веря в "истинность" выбора.

Menschliches, Allzumenschliches...

В том же направлении вещает и Николай Бердяев в своей "Философии свободы":

"Прославленная научная добросовестность, научная скромность, научное самоограничение нашей эпохи слишком часто бывает лишь прикрытием слабости, робости, безволия в вере, в любви, нерешительности избрания.

Скептицизм есть прежде всего дефект воли.

Паскаль был интеллектуальным скептиком, но он же был и верующим, т.е. преодолел скептицизм волевой, свободно избрал себе предмет любви. Требования, которые обычно предъявляют скептики к вере, поражают своей нелепостью, своим непониманием природы веры. Скептики требуют от веры гарантий, т.е. упраздняют сущность веры, хотят знания.

Скептики прежде всего должны отречься от своих требований к вере, тогда лишь можно с ними говорить о вере. Многие говорят, что хотели бы верить, но не могут.

Объект познания, вековечная цель его – бытие и его тайны – утеряны в рассудочной и критической философии.

Господство гносеологии и есть болезненная рефлексия, раздвоенность, неуверенность в себе. В конце концов, власть гносеологии есть порождение скепсиса. Живая и сильная вера исключает возможность болезненной рефлексии, а следовательно, и разъедающей волю гносеологии. Вечно рефлектирующая гносеология есть безволие, и воля должна положить этому предел. Творческая воля должна вновь дать место онтологии, исследованию тайн бытия без этой вечной оглядки, раздвоения, рефлексии, без вечного сомнения в возможности познания и в реальности бытия. Состояние нашей воли, нашего цельного духа должно быть изначально твердым, упорным, непоколебимо уверенным, исключающим всякий скепсис, всякую рефлексию, всякое разъедающее сомнение.

Интеллектуально, рационалистически нельзя преодолеть скепсиса и скептическую рефлексию, можно лишь укрепить их. Скептическая рефлексия побеждается целостным духом и крепкой волей. Волевой скепсис и опасен, он и отдает во власть интеллектуализма...

Скептицизм, рефлексия, вечная оглядка на себя да будут признаны позорными и волею к новой органической эпохе да будут вытеснены с лица земли. ... Только вера знает, что рефлексия критической гносеологии над тем, реально ли бытие и может ли оно быть познано, есть ложь."

Абстракт этого потока сознания может быть сформулирован очень кратко: отход от скепсиса является интеллектуально несостоятельным (признает сам Бердяев); но скептицизм так ужасен для привыкших к вере, что его всенепременно надо преодолеть волевым усилием и уверовать во что-либо "без этой вечной оглядки". Ну как тут не вспомнить Мартина Лютера: "Разум есть величайший враг веры, он не является помощником в делах духовных и часто борется против божественного Слова, встречая все, исходящее от Господа, с презрением"?

В качестве совсем уж клинического примера подобной критики скептицизма процитирую Эндрю Коэна :

"Но этот секрет имеет и другую сторону. Если человек не верит в то, что совершенство реально достижимо, реально осуществимо в этой его земной жизни, он и не относится к этому серьезно. В отсутствие серьезности он позволяет себе оставаться беспечным, не беспокоя себя необходимостью решать ключевые вопросы своей жизни. Ничтожно число тех, кто реально хочет достичь Цели духовного пути. Что же препятствует человеку, что лишает его устремление серьезности и глубины? То, что при абсолютной устремленности необходимо непредвзято взглянуть на все свои убеждения и установки. А для того, чтобы увидеть свои убеждения и стереотипы в истинном свете, человек должен стать необычайно открыт, уязвим, искренен и беззащитен. Эта открытость оказывается краеугольным камнем в достижении успеха в духовном пути. Став уязвимым и беззащитным, человек ощущает свою неразрывную связь со всеми людьми, со всей жизнью. И единственным способом обретения этого единства является доверие – освобождение от всяческого безверия, скепсиса, цинизма. Достичь конечной Цели духовного пути, Освобождения, совершенства, возможно лишь открытостью и доверием. Доверие – это единственный путь, ведущий от эгоцентризма к единению с Истиной.

Открытость и доверие, которых искренняя устремленность к Совершенству требует от человека, таят в себе угрозу, опасность и риск. Реальное переживание Бога, Абсолюта, Истины – настолько всесокрушающе и необъятно, что многие, даже учуяв близость Истины, предпочитают держаться от Нее на почтительном расстоянии. И этим расстоянием оказывается убежденность в невозможности реального познания Истины и того Единения со всем Бытием, которое Она приносит.

Неверие предохраняет человека от необходимости серьезно взглянуть на все аспекты и все потайные уголки своей жизни. Понимание этого скрыто от человека. Его циничные умозаключения, его скепсис относительно того, что Абсолютно и Совершенно, изолирует человека от всякой возможности соприкосновения с тем, что Совершенно и Абсолютно."

Аж слезу прошибает... Вот только вопрос "а откуда узнать, что Истина – это именно она, а не иллюзия" ненавязчиво так проигнорирован. "Что характерно" © В. Корнеев.

Ну и напоследок – еще экземпляр в нашем паноптикуме критиков скептицизма – А. Хоцей с его статьей ""Есть ли бог?" (Философский анализ проблемы)" . Пожалуй, в этой, с позволения сказать, философской работе, собраны все штампы того, что приписывают скептицизму в меру своей недоразвитости, а затем с пафосом опровергают.

Ну, скажем, из самого начала: "Течение, отрицающее существование истины, называется "скептицизм" ."

Скептицизм не отрицает существование истины. Он к ней относится скептически. Совсем для альтернативно одаренных – скептицизм гласит: "Может быть, это истина, но в данный момент мы не имеем оснований это категорически утверждать".

"Ведь истина – однозначное суждение. "; снова задаю вопрос "электрон – это волна или частица?"

"Позднее скептицизм возродился под названием агностицизма. " – Агностицизм, в отличие от скептицизма, утверждает, что мы не только не можем что-то знать абсолютно точно, ни и никогда не сможем узнать .

"…в защиту тезисов скептиков и агностиков выступают одни только выводы, порожденные кажущимися, то бишь ложно понятыми противоречиями мира. Да, все так и есть: реальный мир одновременно и конечен, и бесконечен; пространство, действительно, и прерывно, и в то же время – непрерывно. Мышление способно данные характеристики мира обнаружить, но у скептиков оно оказалось еще не в состоянии их переварить и правильно соединить. Это было первое спотыкание философии о сложность мироустройства и первое младенческое ее падение, выразившееся в усомнении в способности разума вообще что-либо познавать как истинное. … Противоречия эти на самом деле, повторяю, ложны. Они были сформированы в результате некорректных мыслительных операций, в результате спутывания разных предметов мышления. О чем я, возможно, как-нибудь напишу более подробно, но значительно позже. "

Обратите внимание на классическое "вы ни разу не правы, это очевидно, и доказывать я вам это не буду". И не менее классическое: "Но, конечно, могу доказать без проблем, но только как-нибудь потом. Совсем потом.".

А заявления о том, что мир-де одновременно обладает свойством Х и не-Х – также классика. Та самая диалектика Гегеля, о которой К. Поппер писал : "Очевидно, что такая позиция закладывает фундамент для чрезвычайно опасной разновидности догматизма – для догматизма, которому уже не надо бояться критики. Ведь всякая критика в адрес любой теории должна основываться на методе обнаружения противоречия – в рамках самой теории или между теорией и фактами... Я назвал бы этот метод железобетонным догматизмом ."

Собственно говоря, всю свою "критику" Хоцей основывает на утверждении "Свой тезис скептицизм утверждает как истину ", что очевидно противоречит скептицизму на уровне определения.

Этот пример приведен мной как иллюстрация несовместимости диалектического материализма со скептицизмом. К сожалению, многие ученые, активно работавшие еще во времена СССР, автоматически принимают диамат как догму – вследствие того, что просто не задумывались над его сутью. По меткому выражению И. Локатоса, ученые разбираются в гносеологии также, как рыбы – в воде. Рекомендую на эту тему исследование Р. Хазарзара "Скептический взгляд на диалектический материализм" .

Резюме: ни один из критиков скептицизма не критикует собственно гносеологию скептицизма; все их тезисы относятся к тому imago, что стоит перед их глазами и который они называют скептицизмом.

Разумеется, выше были разобраны далеко не все критики; но я подбирал их так, чтобы показать наиболее характерный ход мыслей их "подклассов". Лично мне ни разу не встречалась критика скептицизма, написанная тем, кто понимает , что есть скептицизм, и содержащая обоснованные претензии. Конечно, я не утверждаю, что таковой нет в принципе; если вы ее знаете – пришлите мне ссылку, буду благодарен.

4. Классический скепсис и праксис

В этом разделе мы наконец отойдем от глубокомысленной философии и обсудим более насущные проблемы – психологические и методологические. Одним из распространеннейших "контраргументов", предъявляемых скептикам, является именно "невозможность действовать без выбора". Проще говоря: если скептик действует каким-либо определенным образом, то этим он противоречит самому скептицизму, который утверждает равносильность противоположных суждений.

Античные скептики объясняли это несовершенством человека – см. выше исторический анекдот о Пирроне, влезшем на дерево, спасаясь от собаки. Но на самом деле подобная претензия является обычной подменой тезиса – что, правда, ясно нам, живущим уже в XXI-м веке, обладая знанием современной психологии.

Все просто: скептицизм не может являться мировоззрением. Мировоззрение – это принятие некоей определенной модели мира и понимание своего места в нем. Но любая определенность, не относящаяся к непосредственно воспринимаемому, не состыкуется со скептицизмом. Казалось бы, это является противоречием, низвергающим скептицизм, – так оно и есть, но только в области онтологии. Разумеется, "полностью и последовательно распространенный на все" скептицизм попросту невозможен – разве что в виде попугая, долдонящего вслед за классиком: "Я знаю только то, что ничего не знаю", да и то это будет попугай-агностик, а не скептик.

Но – как я уже упоминал ранее – когнитивным полем скептицизма является эпистемология . И в вопросе онтологии скептик может придерживаться любой позиции (кроме тех, которые потребуют от него веры) на практике , но при этом он не будет верить в нее.

Приведу наглядный пример: представьте себя в роли Буриданового осла (разве что замените сено на шашлык с пивом). Думаю, что вы не помрете от голода, а выберете какую-либо порцию, несмотря на всю их равноценность, даже если выбор будет обоснован бросанием монеты (или вообще никак). При этом вы честно согласитесь, что да, – порции для вас выглядели абсолютно одинаковыми. Но это же не причина помирать с голоду!

Точно так же скептик выбирает некое действие не на основании "строгого логического предпочтения", а вследствие многих причин, не сводимых к философским – скажем, исходящим из бессознательного. Вот попробуйте философски обосновать предпочтение вашего любимого цвета или вида напитка. Не уходя при этом от непосредственно философии в психологию и проч. Ну как, получилось?

Таким образом, претензия к "невозможности выбора" является подменой философского когнитивного поля на психологическое, и "противоречивость" является фикцией.

Другими словами: для скептика невозможен выбор по чисто гносеологическим вопросам; но сводить все к чистой эпистемологии – мягко говоря, странно. Скажем, "чисто гносеологически" нельзя утверждать, что ежели перестать дышать, то всенепременно помрешь. Но на практике даже самый кондовый скептик попросту не сможет перестать дышать: сработает безусловный рефлекс, физиология "сделает выбор".

И вообще, заявлять, что скептик в момент любого выбора перестает быть скептиком – все равно, что заявлять, что бросать монету не скептично: ведь обязательно выпадет одна орел/решка, если монета упадет. Равноценность утверждений с точки зрения гносеологии никоим образом не обозначает равноценности следующих из них действий с других точек зрения, в частности, – психологии (об этом вы еще поговорим в следующей главе).

Кстати говоря, подобная претензия несколько по другому поводу также предъявлялась еще в античности, воспроизведу ее в виде диалога:

– Смерть ничем не отличается от жизни.

– Ну тогда почему же ты не закончишь жизнь самоубийством?

– А зачем? Я же сказал, что это – все равно одно и то же.

В общем виде: скептицизм является мировоззрением не более, чем атеизм или даже, что нагляднее, использование бритвы Оккама" . Достаточно того, что любой мировоззрение необходимо содержит этику (не путать с моралью), которая никоим образом не выводится из скептицизма.

Таким образом, скептицизм "играет" лишь на эпистемологическом поле, попытки же античных скептиков выработать мировоззрение скептицизма было обречено на провал a priori. Даже если следовать сугубо конформистской позиции "раз уж нет причин выбирать что-либо, то будем следовать тому, что принято в данном социуме" , то все равно ежесекундно возникают проблемы выбора на чисто бытовом уровне – "что купить на обед?" и тому подобные. К тому же конформистская позиция обозначает уход от ответственности за свои поступки – что очевидно несовместимо с развитием личности, да и выглядит странно для любого философа.

Но даже в плане гносеологии есть масса мифов, которые вызывают удивление у не-скептиков. Для примера можно упомянуть научную методологию.

Многие утверждают, что ученые якобы верят в свои теории . Однако это, мягко говоря, не так – именно поэтому наука оперирует теориями и гипотезами, а не заявляет о "научной Истине-с-большой-буквы", как религия. Научные теории основаны на аксиомах и на опыте. Из аксиом выводятся аналитические суждения. Из эмпирического потока – синтетические (тоже путем формализации опытных данных). Гипотетичность (или конвенционность) научных теорий вытекает из недоказуемости аксиом и из проблемы индукции (см. выше). Научные теории гипотетичны , но их верификация убеждает ученых в правоте конвенции и работоспособности научных теорий .

Диаматчики проявляют вопиющую некомпетентность в философии, заявляя, что "практика – критерий истины": истина не может обладать критериями, она сама – по определению – универсальный и непосредственный критерий всего . Однако практика является критерием работоспособности . Наука не заявляет, что "нечто истинно", но: "нечто работает" (точнее – работало устойчиво до сих пор). Как было превосходно сформировано Н. Бором еще на Копенгагенской конференции: "Мы не познаем реальность, мы лишь строим математические модели действительности". Очень хорошей иллюстрацией служит флогистон: как общеизвестно, гипотеза о его существовании была опровергнута, и тем не менее уравнения термодинамики, выведенные в то время, используются до сих пор (и будут использоваться далее). Все просто: не имеет значения, есть ли некая сущность (теплород), для науки важно численное описание феноменов действительности . И ничто иное.

Для дальнейшего рассмотрения проблемы наконец-то сформулируем, что в этой статье понимается под "верой". С моей т.з., наиболее простым описанием является математическое, на уровне средней школы .

Вероятность того, что нечто произойдет, можно описать отрезком , от "0" – никогда не произойдет, до "1" – всенепременно произойдет. В таком случае верой можно назвать множество из двух элементов: {0, 1}, т.е. либо "нечто точно есть (было, будет)", либо "нечто точно не имеет места быть". Все остальное, а именно отрезок с исключенными крайними точками: ]0;1[, верой не является , так как имеет место сомнение : вероятность события (либо его отсутствия) не равна 100%. Разумеется, это определение – именно гносеологическое; скажем, религиозное понятие веры куда шире, но мы рассуждаем сейчас именно на гносеологическом поле, и ни на какой ином.

Теперь посмотрим на некоторые более конкретные "аргументы", предъявляемые верующими (обычно монотеистами) науке в пользу того, что наука якобы содержит веру.

Скажем, ученых обвиняют в том, что в науке есть вера в существование законов природы (принцип каузальности). Но – нет никакой веры! Есть честно ограниченный предмет изучения: набор всех принципиально возможных объективных экспериментальных фактов. Все остальное науку не интересует, как не интересуют ее квазифилософские бредни о "существовании" этого самого предмета ее изучения.

Другое обвинение: вера в единство этих законов во всем пространственно-временном континууме, проявляемое как в натурных условиях, так и в лаборатории; как при наблюдениях, так и в экспериментах (принцип универсальности). И опять – пальцем в небо... Это положение вводится в аксиоматику многих теорий, но на равных правах со всеми другими аксиомами. Аксиомы же – вопреки распространенному, но неверному выражению – не "принимаются на веру", а лишь используются как отправные точки и только до тех пор, пока удовлетворяют опытным данным . Вышеперечисленное на данный момент является, условно говоря, рабочей гипотезой , которая подтверждается всеми экспериментальными данными во всех областях науки, что и позволяет рассматривать эти аксиомы в качестве базиса.

Проще говоря, аксиоматика некоей научной теории является решением обратной задачи : "найти минимальный набор утверждений, из которых следует экспериментально полученный набор данных".

Даже само слово o обозначает "исследователь" (также – "склонный к рассматриванию, к размышлению"), и любой действительно ученый – скептик в области своей работы. Замечу, что некоторым нравится термин "научная вера", который якобы обозначает нечто, принципиально отличающееся от "религиозной веры" или "бытовой веры", но я лично не вижу в таком словоупотреблении ничего, кроме попытки спасти веру любым способом – другими словами, проявления все того же, уже упоминавшегося выше, бессознательного страха перед скептицизмом (т.е. перед отсутствием веры).

Отдельно стоит упомянуть об "аргументе" о верующих ученых. Мол, если есть верующие ученые, то наука и вера совместимы. Хотя... разбирать это – значит проявлять неуважение к читателю, подразумевая, что он не владеет элементарной логикой. Так что ограничусь лишь указанием на эту подмену тезиса.

Итак, проблемы невыводимости практических действий из одного лишь скептицизма сформулирована и описана; пора бы приступить к решению возникшей проблемы. Но сведения о скептицизме не были бы полны без анализа нового направления скептицизма, которое и будет описано в следующей главе.

5. Деятельный скепсис

Такое на первый взгляд противоречивое течение в скептицизме является разработкой Юрия Тихонравова: первая работа на эту тему была опубликована в августе 2000 года (впрочем, см. – может, предтечей активного скептицизма является Кроули?) . Приведу большую цитату:

"Современный скептицизм определяется как отказ принимать что-либо на веру . Но человек не может только сомневаться, он должен еще и действовать. Можно ли действовать, ничего не принимая на веру?

Противники скептицизма говорят, что нет. Они утверждают, что если скептики действительно ни во что не верят, то они лишают себя всякой возможности действовать. Если же скептики действуют, значит, они на самом деле верят во что-то, но при этом обманывают – либо только других, либо и самих себя. Так ли это?

Скептицизм не может обойти вопросов о том, как следует поступать в тех или иных случаях, вопросов этики и политики. Однако на чем он может построить свои практические рекомендации? Вероятно, надо знать, к каким последствиям приведут те или иные поступки. А для этого, вероятно, надо знать, что одинаковые поступки в сходных условиях приводят к одинаковым результатам. Такое знание, в свою очередь, предполагает представление о причинности, частным случаем которой является связь между поступком и его результатом. Следовательно, скептицизм должен опираться на представление о причинности, чтобы служить основанием для действий скептика.

Следовательно, скептицизм, который, опираясь на представление о причинности, дает практические рекомендации, непоследователен, ибо принимает на веру нечто необоснованное. Но, с другой стороны, если он не дает никаких практических рекомендаций, он также непоследователен, поскольку отдает важнейшие вопросы человеческой жизни на откуп разного рода верованиям.

Приходится признать, что современный скептицизм непоследователен вдвойне – он не дает никаких практических рекомендаций, однако пользуется верой в причинность. Нередко приходится обнаруживать заявления скептиков, что их цель – составить рациональную картину мира, основанную на строго научном установлении причинных связей. В итоге скептицизм ограничивает себя разоблачениями второстепенных чудес, постоянно заменяя одни сомнительные интерпретации другими, и при этом ничего не говорит о жизни и деятельности. Не пора ли исправить эту опасную ошибку?

Последовательный скепсис диктует индивиду развивать свои познавательные способности и преодолевать свою ограниченность, чтобы увеличить свои шансы сделать правильный выбор . Если нам не хватает способностей познать истину, значит, мы должны постоянно совершенствоваться, чтобы познать ее . Экстенсивное совершенствование предполагает постоянное накопление знаний и максимально возможное увеличение длительности и многообразия жизненного опыта. Интенсивное совершенствование предполагает выход за пределы тех средств познания, которыми располагает человек от природы. Речь идет не только о продолжении человеческих органов чувств в технике, но и о критическом использовании разнообразных методов индивидуального развития, переосмысление которых могло бы составить скептическую йогу.

Последовательный скепсис диктует необходимость координировать свой опыт с чужим опытом и свою деятельность с деятельностью других людей. Критическое сопоставление своей точки зрения с как можно большим числом иных точек зрения увеличивает шансы найти истину. Кроме того, внимание одного человека может быть в достаточной мере сосредоточено лишь на одной сравнительно небольшой проблеме, а для познания всех жизненно важных проблем необходимо разделение труда в рамках некоего социального целого. Поэтому скептики всего мира должны объединиться в единое общество, главной сферой внимания которого будут не разоблачения паранормальных явлений, а способы развития познания – от магии до генной инженерии, от трансцендентальной медитации до социальной революции."

Проще говоря, из того, что скептик считает, что у нас нет права говорить о том, что мы знаем истину, не следует то, что мы ее никогда не познаем и что "Познание бесконечности требует бесконечного времени, а потому работай, не работай – все едино" (с). Да, скептик не верит в причинность, но поскольку его эмпирический опыт позволяет вычленять из феноменов действительности устойчивые последовательности , то увеличение знания – уменьшает неопределенность. Скептицизм не протестует против теории вероятности – но лишь против догматизации чего бы то ни было. Скажем, все скептики согласятся с тем, что при прыжке с самолета, летящего на высоте нескольких километров, без парашюта, выжить практически невозможно. Но известны несколько случаев, когда летчики выживали (падение на ровный склон с большим слоем снега). Да, это редчайшее исключение – но never say never... Из того, что "этого никто никогда не видел" никак не следует "этого не может быть никогда".

Таким образом, деятельный скептицизм естественным образом кооперируется с наукой. Что полезно и для науки: ученые – тоже люди, и имеют склонность уверовать в нечто как в непререкаемую истину, что противоречит науке, так как вера в нечто автоматически обозначает отсутствие потребности в дальнейшем изучении – зачем, когда и так "известна истина"? Этот вопрос хорошо разобран Куном, так что не буду повторяться. Хотя напомню известный факт – очень многие весьма маститые физики (включая Эйнштейна) долгое время отвергали теорию квантовой механики – слишком уж она отличалась от привычной парадигмы. А незадолго до того подобное отношение было к теории относительности...

Отдельно замечу, что "скептицизм" в современности часто подменяется т.н. сциентизмом – верой в науку . Так, в 1976 г. был организован Комитет по научному расследованию заявлений о паранормальных феноменах (CSICOP), которым руководит Пол Куртц. Эта организация занимается разоблачением шарлатанов, заявляющих о своих паранормальных способностях. Также есть James Randi Educational Foundation, образовательный фонд Джеймса Рэнди. И этот фонд предоставляет приз в $1000000 (один миллион долларов ноль-ноль центов) любому, кто продемонстрирует свои сверхъестественные способности. Фонд предлагает этот приз с 1998 г., но пока никто не смог предъявить права на эту сумму (как ни странно, если судить по кол-ву объявлений от "магических салонов" и пр.). Безусловно, такая деятельность является нужной для науки и общества; но это – не скептицизм . То, что целью подобной деятельности является именно стремление опровергнуть , а не изучить , наглядно показывается тем, что в большинстве статей с критикой астрологии приводится "убойный" контраргумент: мол, раз астрологи пользуются расположением Зодиака, которое не совпадает с современным, то что о них говорить-то? Но позвольте – астрология никогда не претендовала на астрономические лавры. Я – не астролог, но и мне понятно то, что астрология – это оккультная дисциплина, которая, проще говоря, изучает закономерности каузальности в зависимости от гипотетических циклических процессов во Вселенной: неким закономерностям подчиняется вся действительность , и расположение астрологических планет является лишь "маркерами", позволяющими оперировать какими-либо устойчивыми объектами, к которым можно привязать статистику. Зодиак – это полный цикл, который исторически разделен на 12 секторов. Как они называются и где находятся сейчас созвездия, давшие когда-то им названия – не имеет никакого значения. С такой позиции очевидна глупость других двух "контраргументов" – а как это астрологи зачисляют в "планеты" Солнце и некоторые астероиды (скажем, Прозерпину) и даже несуществующие объекты (Лилит – "Черная Луна"), ну и самый "классический" аргумент, обычно произносится с ехидцей: а как именно воздействуют планеты на человека? – далее идет подсчет гравитационных и т.д. взаимодействий на таком расстоянии...

Я лично не верю в астрологию – как скептик, я вообще ни во что не верю; но подобная методология критики однозначно указывает на то, что целью ставится опровержение во что бы то ни стало – пусть даже опровергается не астрология, а собственное кривое понимание (либо осуществляется сознательная подтасовка), что антинаучно . Однако "пипл хавает" (с). Но повторюсь, что "этого не может быть, потому что не может быть никогда" – это не скептицизм .

К сожалению, деятельный скептицизм (точнее, его автор) впал в ту же ошибку, что и его античные предшественники. Конечно, это приятная компания, но...

Еще одна цитата: "Последовательный скепсис диктует равно относиться ко всем версиям – ни одной из них не верить, но ни одну и не отвергать. По одной версии, связь между поведением человека и его результатами носит характер безличной закономерности, по другой – случайности, по третьей – это карма, по четвертой – это воля Бога или богов, предустановленная гармония и т.д. Каждая из этих версий имеет равное право на существование, любая может оказаться истинной, так же как и ложной. Пока еще нет достаточных аргументов не только за, но и против какой-либо из них, поэтому необходимо относиться к выбору не-скептиков не только с максимальной терпимостью, но и с исследовательским вниманием, ибо они проверяют свой выбор своей собственной жизнью."

Вот есть такая черта у философов: стремиться изобрести "Общую Теорию Всего". Казалось бы, создал вполне достойную позицию, придав скептицизму новый толчок к развитию, сменив бездеятельность на развитие. Но нет – надо всенепременно попытаться слепить некое "цельное мировоззрение". И тут начинаются чудеса. Процитирую статью "Древний и новый скептицизм":

"...стратегические императивы поведения:

1. поскольку человек должен узнать то, чего не знает в силу своего несовершенства, он должен всесторонне совершенствоваться;
2. поскольку трудно определить, к каким результатам могут привести те или иные меры, совершенствование должно быть осторожным, то есть критичным по отношению к самому себе и внимательным по отношению к любым точкам зрения."

Согласитесь, что это, непосредственно следуя из скептического подхода к гносеологии, вполне разумно и не вызывает возражений. Однако далее следует попытка сформулировать идеологию , и тут уже приходится неизбежно уходить с эпистемологического поля, что не может не вызвать последствий. Все проявляется наглядно:

"Человек живет затем, чтобы узнать, зачем он живет ". Простите, разве тезис "Х необходимо имеет цель Y" – скептический?! Это не говоря уж о том, что существует множество народу, которых попросту не заботят такие вопросы (обходятся мальтузианскими потребностями), а также есть достаточно большое кол-во тех, кто понимает бессмысленность словосочетания "смысл жизни" по отношению к себе: "смысл" является внешним понятием .

"Узнать подлинный смысл своей жизни или отличить подлинный смысл от ложного человек не может, потому что он слишком несовершенен. " – и опять у философа куда-то исчез его скептицизм, причем – он этого не замечает! Некогда: оформляется идеология , тут уж не до собственных философский построений... Сразу два постулата, которые принимаются a priori: "не может" (это – агностицизм, а не скептицизм), и причиной однозначно является некое "несовершенство" (я бы сказал, что это уже теология, а не философия, но не будем отвлекаться).

"Чтобы получить возможность действительно познать подлинный смысл своей жизни, человек должен непрерывно совершенствоваться. " – о "смысле" я уже написал, а тут еще и "подлинный"; "Совершенствование состоит в том, чтобы расширять границы своего действительного и возможного опыта. Действительный опыт – это то, что мы уже знаем. Возможный опыт – это то, что мы можем знать, исходя из наших способностей. Следовательно, человек должен непрерывно познавать новое и развивать свои способности познания. " Как вы себе представляете расширение границ того, что мы уже знаем? И это, обратите внимание, пишет профессиональный философ... Возможно, я лишь придираюсь к словам, но в резюмирующих тезисах, как и в определениях, надо отвечать за каждое слово .

Ну и последнее: "Главная способность познания, к которой человек должен стремиться прежде всего, – это коллективная способность, и она выражается в координации опыта всех тех, кто, способен его приобретать. " А почему так, собственно? Процитирую из "Доктрины деятельного сомнения":

"Координация собственного опыта с чужим помогает самопознанию, координация собственных усилий с усилиями других помогает найти наиболее верный путь достижения искомых целей." Опять же – никто не отрицает важность коллективно-субъективного восприятия (на этом держится вся наука), но откуда у скептика появился некий "наиболее верный путь", скажите на милость?

Вообще "Доктрина" представляет собой попытку увязать скептицизм с либеральной этикой:

"Еще Чжуан-цзы предостерегал от опустошающего стремления спорить и кого-либо в чем-либо убеждать. ... Тот, кого вы пытаетесь переубедить, на самом деле может быть прав – мы ведь этого не знаем наверняка. Ему, быть может, повезло, и он угадал истину без доказательств, а вы будете совращать его с истинного пути. Сообществу же познающих важно, чтобы существовало как можно больше разных точек зрения. Чем больше этих точек, тем больше шанс, что какая-нибудь из них окажется истинной. Кроме того, многие допущения, будучи принятыми на веру, имеют свойство преображать взгляд на мир и рождать особый внутренний опыт. Даже если эти допущения не являются истинными, такая их продуктивность несомненно помогает продвигаться к истине, выводя на обозрение те сферы, которые не видны с других точек. " Нагляднее будет сократить тезис: любой бред представляет собой ценность, т.е. имеет место самоценность частного мнения . Без учета каких-либо обоснований. Да, скептик всегда помнит об изостении; но заявления типа "у меня три ноги, только третья невидима и неощутима никаким способом" – это уже не изостения, а шизофрения.

Далее либерализм нагнетается: "...мы можем сколько угодно экспериментировать сами с собой, но не имеем права рисковать благополучием других, ибо каждый другой обладает особенной точкой зрения и именно ее нам может не хватить для постижения истины ". Разумеется, никто не предлагает массовую резню; но на заявление "имярек может обладать знанием, приближающем к истине" (я не буду больше указывать на неуместность "истины" в контексте скептицизма, надоело) вполне изостенично можно возразить, что убийство означенного индивида может дать тот опыт, которого не хватало до достижения этой самой "истины". И на каком основании скептик должен однозначно выбирать первый вариант? С моей точки зрения, налицо попытка подогнать скептицизм к т.н. "общечеловеческим ценностям". Хотя из самой дефениции скептицизма однозначно следует, что скептик – всенепременно имморалист: любой постулат морали (догма) не выдерживает скептической критики.

Стремление "подгонки к привычному" особенно наглядно видно в "сотериологической программе":

"Спасение – это любое увеличение свободы . Предметом сотериологии является такое увеличение свободы, которое выводит живое существо за обычно свойственные ему границы. Мы сомневаемся, чтобы спастись, чтобы быть как можно более свободными. И сомнение действительно спасает. "

Вот лично я, например, не вижу никакой необходимости "спасаться". Спрашивается, зачем употреблять термин "спасение", а не просто "увеличение свободы", если не для того, чтобы привыкшим оперировать такой категорией (христиане и т.п.) можно было легче перейти в новую веру? Да-да, именно веру – так как скептицизмом это назвать уже никак нельзя. В этой "программе" даже присутствует знаменитое Оруэлловское двоемыслие, характерное для любой религии: сравните декларации "Сомнение удерживает нас от риска веры. " и "А если приходится [принимать на веру], то лишь самый необходимый минимум ". Вот такой у нас слегка беременный философ...

Далее подробно расписывается, что скептики, понимая, что ни одну бредовую идею нельзя отвергать с ходу (а вдруг верна?) должны их проверять в меру своих сил и способностей. Но ни для никого не секрет, что подавляющее большинство "путей спасения", известных человечеству, является ни чем иным, как верой . Скептик же, во что-либо уверовавший, перестает быть скептиком . Практика какой-либо религии и т.п. без веры – это лишь внешнее соблюдение обрядов, которое не даст ничего для проверки "истинности религии" по определению.

Итого: пытаясь сделать из скептицизма идеологию, Ю. Тихонравов de facto пришел к подмене скептицизма как гносеологической базы на ультралиберальное мировоззрение "можно все, что не мешает другим"; при этом, заявляя, что вера противоречит скептицизму, он становится не способен увидеть эту самую веру в своих построениях. Как гласит поговорка: если факты противоречат теории, тем хуже для фактов.

В "Социальной доктрине деятельного сомнения" это идет уже открытым текстом: "Скептик заинтересован в том, чтобы подвергать сомнению все и принимать на веру как можно меньшее число допущений ". Вот так: скептицизм уже не противоречит принятию на веру чего-то там... Все, был скептик и весь вышел. Дальше можно не читать.

Резюме: античный скептицизм, тяготевший к пассивной жизненной позиции, не является неизбежной жизненной позицией скептика; возможен также деятельный скептицизм. К сожалению, создатель направления сам убил свою разработку, преобразовав ее в идеологию, содержащую веру.

Так что давайте попробуем сформулировать позицию современного скептика самостоятельно.

6. Современные скепсис и праксис

Как вы уже читали выше, базовым положением скептицизма является отсутствие веры . Здесь следует отметить, что очень часто люди мыслят дихотомично: "или-или". Наиболее наглядным примером является понимание атеизма. Атеизм – это "не-теизм", безбожие (буквальный перевод), а вовсе не "анти-теизм". Теист – это тот, кто верит в некоего бога; атеист – тот, кто не верит . Однако "не верить в существование" – это не то же самое, что "верить в несуществование". Разумеется, есть атеисты, которые именно что верят в то, что бога нет ("Гагарин в космос летал и бога не видáл" (с)), но есть и атеисты-скетики. Скептик воздерживается от утверждения : он не заявляет, что "бог есть", но и не заявляет, что "бога нет". Поскольку бог – трансцендентален, то доказать его существование невозможно по определению ; утверждения есть/нет – одинаково недоказуемы . Полная  , выражаясь терминами Пиррона.

Однако что из этого следует на практике? Если принять гипотезу "бог есть" за рабочую, то это означает следование некоей определенной религии. Религия же подразумевает веру, что несовместимо со скептицизмом. Рабочая гипотеза "бога нет" не вносит никаких изменений в образ жизни. Следовательно, скептик всенепременно является атеистом-практиком de facto , хотя никогда и не скажет: "бога точно нет".

Кроме того, при выборе одного изостенического утверждения перед другим необходимо учитывать устойчивые последовательности , связанные с тем или иным вариантом выбора. Современный скептик, запрыгнув от собаки на дерево, не будет оправдываться инстинктами, в отличие от того же Пиррона: конечно, тезисы, отвечающие событиям "разъяренная собака пробежит мимо" и "будет кусаться" – изостеничны, и мы не можем гарантировать 100% вероятность ни одного из них. Тем не менее, наличие устойчивой последовательности "когда собака кусается, это больно" позволяет сделать вполне определенный выбор между "избежать опасности" и "стоять на месте столбом".

Таким образом, практический выбор скептика основан не на скептицизме ; но это – повторюсь – не противоречит скептицизму, так как тот валиден исключительно как гносеологическая концепция, а проблема выбора – область мотивационной психологии.

Собственно говоря, скептицизм является не только единственной концепцией, которая не заявляет о своей правоте : скептики честно признают, что могут ошибаться; но и единственной интеллектуально честной концепцией. Любой не-скептичной позиции отвечает некий предмет веры , который обосновать невозможно (вспомним теорему Геделя). Спрашивается: а на каком основании выбирается именно такая позиция? Разумеется, у выбора может быть множество оснований ("так принято", "мне это больше нравится" и проч.), но ни одно из них нельзя назвать логически обоснованным.

Кроме того, скептицизм – универсальная позиция. Скажем, ученый-материалист и ученый-идеалист будут использовать в своей научной работе одну и ту же научную методологию, de facto придерживаясь при этом скептического взгляда на то, что некогда считали "основным вопросом философии".

Еще пример. Можно услышать возражения такого рода: ага, вы заявляете, что все подвергаете сомнению, а сами пользуютесь логикой! Следовательно, в нее-то вы уж точно верите!

Разумеется, скептики пользуются логикой. Hо совеpшенно не потомy, что она-де истинна. Для того, чтобы говоpить об истинности той же логики, нyжно, как минимyм, допyстить истинность наших мыслей (это понимал еще основатель логики Аpистотель). А истина не теpпит допyщений, ибо в пpотивном слyчае она есть конвенция или еще что-то. Скептическая кpитика стpоится на классической логике потомy, что, во-пеpвых, вообще без логики невозможно делать выводы из pассyждений, а во-втоpых – потомy, что классическая логика конвенционально пpинимается подавляющим большинством теорий, пытающихся описать действительность. Готовы предложить нечто лучшее? Рассмотpим. На данный момент времени именно использование классической логики уменьшает неопределенность мира наиболее эффективно, отсеивая самопротиворечивые гипотезы. Скептик готов использовать конвенции , но он не считает конвенции истиной .

Разберем еще один пример: так называемый морально-этическим релятивизм. Я уже пояснял, что скептик является имморалистом по определению. Здесь надо отметить – часто путают – что имморальность не обозначает "аморального индивида". Конвенционно под "аморальным типом" понимается "социопат в легкой форме", который постоянно нарушает моральные установки социума. Имморалист же вовсе не обязательно это делает – его поведение может и не отличаться от окружения, значение здесь имеет мотивация . Если моралист следует правилам морали потому, что "так положено", то имморалист сам вырабатывает собственную этику, и она вполне может в чем-то совпадать с моралью, его окружающей. А может и не совпадать – вопрос в целесообразности моральных установок самих по себе, а не как "обязательных шаблонов поведения".

Под морально-этическим релятивизмом же понимается позиция хамелеона – такой индивид не имеет твердых жизненных установок, "стержня личности": он всегда готов принять навязываемые ему правила игры, прогнуться под более сильного. Образно говоря, скептики переросли мораль, осознанно вышли за ее догматические рамки; т.н. "моральные релятивисты" не доросли до морали.

Спрашивается, если скептицизм интеллектуально честен, не представляет собой сколь-нибудь сложную теорию, и, казалось бы, очень легок для восприятия – то почему же скептиков так мало?

Причины этого чуть ли не физиологические: подавляющее большинство народа попросту не привыкло мыслить , а умение мыслить – результат постоянной практики. Любой потрясающе высокий IQ, сколь угодно впечатляющая эрудиция – это еще не умение мыслить системно . Человек привыкает, начиная с самого раннего детства, следовать шаблонам . Как часто вы встречали родителей, объясняющих маленькому ребенку все то, что он хочет узнать? Чаще всего ответ представляет собой ту или иную форму "вырастешь – поймешь". И пока маленький потенциальный sapiens растет, он привыкает, что действовать ему приходится во многом по шаблонам "так принято, а объяснение, возможно, будет потом". И тем самым формируется обычный homo, который твердо уверен в том, что есть (и значительные!) области, а которых не надо думать . Надо лишь поступать "как все", этого достаточно. Недостаток интеллекта компенсируется знанием этикета... Впрочем, есть значительные группы населения, где этикет тоже знать не обязательно, кроме "здравствуй" и "до свидания" (точнее – местных эквивалентов таких терминов).

Также не надо забывать, что формирование психики в раннем возрасте большей частью идет по принципу подражания – дети копируют поведение родителей. Механизм закреплен эволюционно: раз уж особи дожили до репродуктивного возраста и нашли партнера для размножения, то их поведение оправдано "с т.з. эволюции". А теперь вспомните, что структура психики формируются большей частью еще в дошкольном возрасте. Таким образом, к моменту, когда у индивида мышление формируется в достаточной степени для того, чтобы он мог формировать собственные модели действительности, у него уже существуют "области табу для мыслей", которые ничем не обоснованы, кроме "так принято". Хуже того – само наличие таких областей указывает на то, что они допустимы , и, сталкиваясь с чем-то новым, такой индивид чаще всего не будет всесторонне исследовать феномен, а лишь занесет его в "картотеку шаблонов".

Но и это еще не все, как говорят в рекламе... Понятие причинности – это, разумеется, абстракция. Сложность в том, что это, пожалуй, самая первая абстракция, которую мозг вырабатывает еще бессознательно, задолго то того, как становится известно само понятие абстрагирования. "Щелкни кобылу в нос – она махнет хвостом" (с) К. Прутков.

Гордое название homo sapiens все же к чему-то обязывает, и у людей – как это ни странно, если их наблюдать в массах – все же есть потребность познавать. Но благодаря средовым факторам потребность познавать очень быстро мутирует до желания знать . А это – уже совсем другой вопрос... Познание предполагает собственную работу, большей частью – интеллектуальную, столкновение с Неизведанным, самостоятельность. Чтобы познавать , надо сделать шаг от уже познанного, ярко освещенного наукой, – во Тьму. Оторваться от Упорядоченного и попытаться найти в Хаосе, содержащем бесконечность форм, что-то новое...

Не правда ли, куда проще удовлетвориться тем, что некое знание – истинно и уже не требует изучения и поиска альтернатив? Ведь ежели некто Знает Истину, то он может спокойно лежать на диване имени Обломова и лузгать семечки: у него попросту отсутствуют потребности в интеллектуальном развитии и поиске. И, заметьте, – так все куда проще... Можно даже снисходительно посмеиваться над скептиками – чего это они там копошатся, когда вот мне уже Все Известно? Ну, если не Вообще Все, то уж ответ на Самый Главный Вопрос. А то, что это даже не самый, не главный, а вообще не вопрос – разве можно такое подумать?..

Далеко не все способны принять изостению в качестве базовой гносеологической функции мировоззрения ввиду сложности применения для стандартных мозгов. Соответственно, используется догматизм в той или иной форме – сразу знаем все, на всю оставшуюся жизнь. И для скептицизма просто не остается места.

Но дело не только в интеллектуальной нечестности. Поскольку причинно-следственные связи, вера в Истину (Абсолют) и проч. лежат в "базе", то верность этим установкам практически доосознанная, подсознательная: над этим никогда не задумываются . Уже рассматривавшееся понятие "смысла жизни" – самый наглядный пример. Скептицизм требует сверхстабильной психики, чтобы неизвестность и неопределенность на нее не слишком "давила". Выражаясь оккультными терминами, лишь урожденный хаосит может быть скептиком "целиком", а не в какой-либо определенной области: быть скептиком – значит воспринимать динамическую структуру Хаоса , самому вычленяя из него формы, понимая их субъективность и иллюзорность. Быть скептиком – значит полностью отвечать за свой выбор : если нет "самых правильных критериев", а есть лишь изостения – то субъективный выбор подразумевает прежде всего ответственность за свою субъективную точку зрения – и свалить ее на другого либо на некие "объективные законы", на бога, на fatum, на детерменизм и проч. – попросту не выйдет.

И вот от этой-то ответственности и спасает людей вера, к чему бы она не относилась. Если нет веры в что-то незыблемое – то опереться можно лишь на себя лично, а любой обыватель, как бы он декларировал собственную полноценность, подсознательно понимает собственную ничтожность и никчемность – посмотрите сами, какое количество массовых увеселений предлагает современная культура любой "цивилизованной страны": обыватели попросту боятся остаться наедине с самими собой .

В качестве иллюстрации приведу выдержки из одного обсуждения в ФИДО темы смысла жизни. Авторство я опускаю, но считаю целесообразным заметить, что цитаты принадлежат практикующему психотерапевту, который, казалось бы, должен разбираться во всех хитросплетениях психики... Но вот что он мне пишет в ответ на тезисы об бессмысленности термина "смысл жизни" и отсутствии необходимости веры, а также о том, что у меня свой Путь, но нет некоей Цели [жизни]:

"...чем твой Путь плох? Чем может быть плоха жизнь разумной плесени, коптящей небо?, как ты там писал, потребляешь кислород и выдыхаешь разную гадость? Впрочем, даже не плесени, она то имеет значение (т. е. смысл) в рамках хотя бы существования биоценоза, входя необходимым звеном в его состав. А ты со своими разумными установками вообще нечто непотребное (ненужное), переводящее еду в удобрение, аммиак, сероводород и углекислый газ. Впрочем, в этой роли ты выполняешь определенную функцию. Следовательно, твоя жизнь имеет определенный смысл, ты играешь роль РАЗУМHОГО КОМБАЙHА ПО ПРОИЗВОДСТВУ ДЕРЬМА!!! Хотя, чему я собственно удивляюсь, последовательно проведенная мировоззренческая позиция матеpиалиста-атеиста-pационалиста и должна приводить к такому итогу. "

"Никуда ты не идешь, тебе некуда идти! У тебя нет цели, твоя жизнь бессмысленна! Как лучше, дрейфовать по воле волн, ветра и течения в сторону неумолимой смерти или поднять Парус Веры, подналечь на Весла Религиозных Переживаний и Плыть в Страну Надежды за Горизонтом, не имея 100% гарантии, что Она есть? "

Обратите внимание, насколько рельефно в этой цитате звучит ужас человека перед тем, что, оказывается, он не является "венцом мироздания", перед отсутствием Высшей Цели, которой надо следовать... Процитирую тогда заодно уж и свой ответ:

"Не идти по ветру. Не идти против ветра. Стать ветром. (с) Не дрейфовать по воле волн и ветра, а идти своим Путем, лишь учитывая ветери волны; не бояться смерти, а жить вечно – до тех пор, пока это получается; или же сесть на баржу Готового Религиозного Мировоззрения и плыть туда, куда когда-то назначил курс давно умерший капитан, утешая себя надеждой – а вдруг там что-то есть? Ведь оттуда никто еще не возвращался, значит, там так хорошо, что никому не хочется возвращаться!

А еще лучше – поднять Парус Веры в Деда Мороза, подналечь на весла Детских Мечтаний и Плыть в Страну Надежды, В Которой Живет Дед Мороз, который каждый день дарит конфеты тем взрослым, которые до нее доплыли, и пусть нет 100% гарантии, но так хочется, чтобы тебе делали подарки только за хорошее поведение, и больше ничего от тебя не требовали! "

С моей точки зрения, очень показательные цитаты... И, повторюсь, тезисы о необходимости веры принадлежат индивиду с высоким интеллектом и специалисту в психологии. Что же тогда спрашивать с обычных обывателей? Таковые попросту отождествляют свое восприятия с миром, не разделяя действительность и реальность (отражение мира в их сознании тождественно фиксирует имманентные миру свойства), перекраивают мироздание по своему образу и подобию, вводя лишние сущности вместо того, чтобы взглянуть в глаза Бездны. Этого взгляда им не выдержать ...

Поэтому наиболее частым "возражением" против скептицизма является "бытовой здравый смысл" уровня "как это нельзя доказать – можно же пощупать!". Но я слишком уважаю себя и читателей, чтобы вести дискуссии на уровне кухонного плинтуса.

Пожалуй, у нас остался лишь один "практический" вопрос: "а какие бонусы скептицизм дает на практике, в обыденной жизни?".

Отвечу словами Артура Шопенгауэра: "Моя философия не дала мне совершенно никаких доходов, но она избавила меня от очень многих трат".

"Позиция у меня есть. В гносеологическом плане – это скептицизм.

Зачем мне эта позиция? Как бы это... попpоще... Hдpавицца!

Хотя бы потомy, что любой, кто по наивности pешится опpавдать системy ее же сpедствами, yпpется в пpоблемy индyкции. Опpавдывать чyжими сpедствами – еще более глyпо. Да и здесь yпpешься в тy же пpоблемy. То есть в обоих слyчаях бyдешь битым. И поделом.

А мне скептицизм сyбъективно нpавится. Есть пpетензии – жалуйтесь."

Руслан Хазарзар

Special for NEXUS
Март, сентябрьXL A.S.

Скептицизм - философия, которая по своим принципам является противоположной догматизму. Очевидно, это науки и было создано ввиду того, что у некоторых античных ученых накопилось немало претензий к уже существующим на тот момент течениям.

Один из первых представителей скептицизма, Эмпирик, в своем философском труде пояснял, что в данном направлении, по существу, основные инструменты мышления - это сравнение данных разума и данных чувств, а также противопоставление этих данных друг другу. Скептики ставили под сомнение само качество мышления, особенно сомнение в существовании и достоверности догм - истин, которые должны приниматься как данность и не должны требовать для себя каких бы то ни было доказательств.

Однако скептицизм как направление философской науки отнюдь не рассматривает сомнение как основополагающий принцип - он и использует его лишь в качестве полемического оружия против сторонников догм. Философия скептицизма же исповедует такой принцип, как явление. Кроме этого, следует четко различать скептицизм обыденный (житейский), научный и философский.

В житейском плане скептицизм можно объяснить, как психологическое состояние человека, его ситуационную неуверенность, сомнение в чем-то. Человек-скептик всегда воздерживается высказывать категорические суждения.

Скептицизм научный - это четкая и последовательно выстроенная оппозиция тем ученым, которые в своих суждениях не опирались на эмпирические доказательства. В частности, это касается аксиом - теорем, не требующих доказательств.

Скептицизм в философии - это направление, последователи которого, как уже отмечалось выше, выражают сомнения в существовании достоверного знания. При умеренной же его форме скептики ограничивается лишь познанием фактов и проявляет сдержанность в отношении всех гипотез и теорий. Для них философия, в том числе и та, которой они следуют, это нечто вроде наукообразной поэзии, но никак не науки в чистом виде. Именно с этим связано знаменитое утверждение: «Философия - это не наука!»

Скептицизм в философии: как развивалось направление

История скептицизма представляет собой убыль, истощение постепенного характера. Зародилось это направление в Древней Греции, в играло совсем незначительную роль, а заново возродилось в эпоху реформации (во времена восстановления греческой философии), когда скептицизм переродился в более мягкие формы новой философии, такие как субъективизм и позитивизм.

Скептицизм в философии: представители

Основателем греческой школы скептиков считается Пиррон, который, согласно некоторым мнениям, вообще учился в Индии. Кроме того, античный скептицизм в качестве ответной реакции на метафизический догматизм представлен такими философами как Аркесилай (средняя академия) и так называемыми «поздними» скептиками Агриппой, Секстом Эмпириком, Энесидемом. В частности, Энесидем в свое время указал десять тропов (принципов) скептизизма. Шесть первых - это различие людей, состояний индивида, живых существ, положений, мест, расстояний, явлений и их связей. Четыре последние принципа - это смешанное существование воспринимаемого объекта с другими, относительность в целом, зависимость от некоторого числа восприятий, зависимость от законов, нравов, уровня образования, религиозных и философских взглядов.

Важнейшими представителями скептицизма Средневевековья и являются Д. Юм и М. Монтель.

Скептицизм в философии: критика

Критикой скептицизма, в частности, занимались Льюис Вон и Теодор Шик, которые писали, раз скептики так не уверены в том, что знание требует для себя уверенности, то как они могу знать, что это действительно так. Логично, что они этого знать не могут. Этот вопрос дал серьезный повод сомневаться в том утверждении скептицизма, что знание непременно требует уверенности. По в скептицизме можно не только сомневаться, но и оспорить его в целом. Но поскольку наша реальность состоит далеко не только из логических законов (есть в нашей жизни место неразрешимым и необъяснимым парадоксам), подобную критику предпочитали выслушивать с осторожностью, ведь "не бывает абсолютных скептиков, поэтому вовсе необязательно, что скептик станет сомневаться в вещах очевидных".

Основоположник скептицизма – греческий философ Пиррон (современник Аристотеля), наиболее известный писатель скептицизма – Секст Эмпирик (II в. после Р.Х.).

Можно сказать и так, что скептицизм – парадоксальная философия, потому что последовательный скептик ничего не утверждает (только критикует и отрицает). Принцип «эпохэ», воздержания от суждений, выдвинул скептик-академик Аркесилай. Скептицизм пользуется славой непобедимой философии. Действительно, как можно победить философа, который ничего не утверждает? Но если бы скептицизм действительно совершенно ничего не утверждал, то он ничего бы и не давал, и не было бы никакой скептической философии.

В действительности скептицизм – важный момент любого философствования, так как в своей исходной основе это – сама критическая установка, критическое отношение ко всякому утверждению, более того – ко всякой вообще определённости, поскольку любая определённость непременно связана с некоторой ограниченностью, односторонностью. Скептицизм выявляет отрицательность, присущую всякой определённости, в том числе – определённости мысли, суждений, взглядов.

Скептицизм – противоположность догматизма, и некоторая доля критического скепсиса необходима для избежания и преодоления догматизма. Скептицизм как философская школа абсолютизирует эту внутреннюю отрицательность бытия и мышления.

Обычно скептиком называют человека сомневающегося. Однако скепсис не есть сомнение. Сомнение означает неуверенность, беспокойство, неустойчивое состояние. Сомневающийся хочет знать истину, но видит разные мнения (со-мнения), возможность разных суждений и решений, и колеблется между ними, не зная, что выбрать, что истинно. Состояние сомнения может быть весьма мучительным. Догматик успокаивается на одной из возможных точек зрения, не замечания других или оставляя их без внимания. Что-то одно он считает истинным, всё прочее – ложным. Догматик всегда узок, односторонен, неспособен к диалогу. Догматизм даёт человеку прочную опору, уверенность, но за счёт слепоты, ограниченности, односторонности. Сомневающийся человек имеет широкий кругозор, он видит сложность и многомерность вопроса, но не может выбрать решение. Сомнение не даёт уверенности, делает несчастным.

Но скептицизм – прежде всего этическая школа. Скептик, как и Эпикур, стремится в конечном счёте к атараксии, безмятежности, невозмутимому спокойствию. Поэтому философ-скептик ни в чём не сомневается, он просто совершенно равнодушен ко всем точкам зрения, ко всем позициям, ко всякому знания и ко всякой «истине». Всякое утверждение для него ничтожно. Любое мнение – безразлично. Он заранее уверен в никчёмности всех «точек зрения». Скептик не нерешителен, он решительно безразличен. Он даже не утверждает, что «всё ложно», ибо это утверждение внутренне противоречиво и само себя уничтожает. Но он готов любому верующему в истинность своего взгляда показать, что для признания такой истинности нет оснований. Вернее, что основания для такого утверждения есть, но они ничем не лучше, чем основания для противоположного взгляда.

Это – принцип скептицизма, заимствованный у софистов: всякому основанию можно противопоставить одинаково сильное противоположное основание. Скептики разработали общую методологию такого противопоставления. Способы противопоставления они назвали тропами (аргументами, оборотами). В античности были сформулированы 10 древних тропов (Пиррон) и 5 новых тропов (Агриппа).

Благодаря систематическому применению тропов, показывающих неистинность любого бытия, любого чувства, любой мысли, само собой развивается равнодушие, безразличие к знанию, которое и доставляет полный душевный покой, состояние совершенной невозмутимости. Никакая истина не связывает больше душу. Свобода, по скептикам, состоит в полнейшей неопределённости сознания. Всякое стремление к истине, к тому, чтобы знать истинную правду, к тому, чтобы отличить добро от зла и т.д. – не ведёт ни к чему хорошему, приводит лишь к беспокойству, спорам, борьбе, войне, смятению, сомнению, неуверенности, страданиям и т.п. Эта старая скептическая мысль стала одной из основ современного «постмодернизма».

Десять древних тропов говорят о 1) различии в организации живых существ; 2) различии между людьми в их ощущениях и состояниях; 3) различии органов чувств; 4) различии состояний человека в разное время; 5) различии положений, расстояний, мест, сторон вещи при её восприятии; 6) смешении воздействия разных вещей в акте восприятия; 6) относительности всех так называемых «свойств» вещей; 7) относительности представлений о «нравственном» и т.д. Эти тропы направлены против обыденного наивного реализма, наивного некритического сознания, догматизма, вообще - против формы «это есть». Ничто не есть «само по себе», всё «есть» лишь для кого-то, когда-то, где-то, в каком-то сотоянии, в каком-то отношении и т.д.

Новые тропы носят более научный и логизированный характер, направлены против учёных: 1) философы и учёные всегда расходятся в своих мнениях, утверждениях, взглядах, теориях; 2) если кто-то из них захочет доказать все свои утверждения, он придёт к бесконечному регрессу в своих доказательствах; 3) если он захочет избежать бесконечного регресса, то вынужден будет исходить из произвольных (недоказанных) препосылок; 4) если он захочет избежать произвольных предпосылок, то неизбежно впадёт в логический круг в своих доказательствах; 5) любые определения относительны. В работах Секста Эмпирика можно найти развёрнутую критику науки, включая исходные понятия самой строгой, точной и доказательной науки – математики.

Философия античного скептицизма просуществовала довольно долгое время и была наиболее влиятельным течением в философии на протяжении многих и многих веков - с 4 века до Р.Х. по 3-4 века после Р.Х. Основателем античного скептицизма по традиции считается философ Пиррон вместе со своим учеником Тимоном. В дальнейшем скептицизм пирроновского типа несколько угасает, и появляется в платоновской Академии т.н. академический скептицизм с такими представителями, как Карнеад и Аркесилай - это 2 век до Р.Х. Возрождается пирроновский скептицизм, то, что в дальнейшем получило название пирронизма, у Энесидема и Агриппы (до наших дней работы этих философов не дошли). Представителем позднего античного скептицизма является философ и врач Секст Эмпирик, живший во 2 веке после Р.Х. В 3-4 веках школа еще существует, и элементы скептицизма можно найти у врача Галена.

Несколько слов о жизни основателя античного скептицизма - Пиррона. Он родился в 270 г. до Р.Х., прожил 90 лет. Пиррон относится к тем философам, которые не писали философских трактатов, как Сократ, своей жизнью показывая философию, которую он развивал. О нем мы знаем из книги Диогена Лаэртского. Глава о Пирроне в ней является основным источником информации о пирронизме. Из нее мы узнаем, что он воздерживался от любых суждений, т.е. у него были сомнения в познаваемости мира. И Пиррон, будучи последовательным философом, стремился во всей своей жизни быть сторонником этого учения. Как указывает Диоген Лаэртский, Пиррон ни от чего не удалялся, ничего не сторонился, подвергался любой опасности, будь то телега, куча, или собака, ни в чем не подвергаясь ощущению опасности; его уберегали следовавшие за ним друзья. Это довольно-таки смелое высказывание, потому что оно противоречит сути скептической философии. Далее Диоген сообщает, что вначале Пиррон занимался живописью, сохранилась картина, писанная довольно посредственно. Жил в уединении, редко показываясь даже домашним. Жители Элиды его уважали за ум и избрали его верховным жрецом, Это вызывает некоторые раздумья. Опять же непонятно, как человек, будучи экстравагантным и убежденным скептиком, мог стать верховным жрецом. Более того, ради него постановили освободить от податей всех философов. Не раз он уходил из дому, никому не сказав, и бродил с кем попало. Однажды его друг Анаксарх попал в болото, Пиррон прошел мимо не подав руки. Все его бранили, но Анаксарх восхвалял. Он жил со своей сестрой, повивальной бабкой, носил на базар продавать кур и поросят.

Знаменитый случай упоминает Диоген Лаэртский: когда Пиррон плыл на корабле и вместе со своими спутниками попал в бурю, то все стали паниковать, лишь один Пиррон, указав на корабельную свинью, которая безмятежно хлебала из своего корыта, сказал, что именно так надо вести себя истинному философу.

Об ученике Пиррона Тимоне мало известно, только то, что он был поэтом и свое мировозрение излагал в форме силл. В дальнейшем скептические идеи стали развиваться в платоновской Академии. Ученики Платона по-своему развили учение Платона. Карнеад и Аркесилай, считая себя истинными платониками, стали развивать тему критики сенсуализма и пришли к выводу, что истина непознаваема. От Карнеада и Аркесилая до нас тоже ничего не дошло. Сторонником академического скепсиса является древнеримский оратор и философ Цицерон. У него есть ряд работ, где он излагает свою точку зрения на академических скептиков. Также с академическим скептицизмом мы можем ознакомиться в работе блаж. Августина "Против академиков", где он критикует их учение.

В дальнейшем пирронизм возрождается у Энесидема и Агриппы и затем уже у Секста Эмпирика, систематизатора и, возможно, наиболее талантливого представителя пирронизма.

Рекомендую почитать сочинения Секстра Эмпирика в 2-х томах, изд. 1976 г. Он написал 2 работы: одна из них - "Три книги Пирроновых положений", другая - "Против ученых". Античный скептицизм, как вся эллинистическая философия, ставила прежде всего этические вопросы, считая главным решение проблемы, как жить в этом мире, как добиться счастливой жизни. Обычно считают, что скептицизм - это прежде всего сомнение в познаваемости истины, и сводят скептицизм только лишь к теории познания. Однако в отношении пирронизма это совсем не так. Секст Эмпирик делит все философские школы на 2 класса: догматические и скептические. Догматиков он также делит на собственно догматиков и академиков. Догматики и академики считают, что вопрос об истине они уже решили: догматики, т.е. последователи Аристотеля, Эпикура, стоиков и др., утверждают, что они истину нашли, а академики утверждают (тоже догматически), что истину найти невозможно. Ищут же истину только скептики. Отсюда, как говорит Секст Эмпирик, существуют три главнейших рода философии: догматическая, академическая и скептическая. Диоген Лаэртский пишет, что кроме названия "скептики" - от слова "высматривать", их еще называли апоретиками (от слова "апория"), дзетиками (от слова "искать") и эфектиками (т.е. сомневающимися).

Как указывал Секст Эмпирик, суть скептической философии сводится к следующему. "Скептическая способность есть та, которая противопоставляет каким-только возможным способом явление мыслимому, отсюда вследствие равносильности в противоположных вещах и речах приходим сначала к воздержанию от суждения, а потом к невозмутимости". Отмечаю, что Секст говорит о скептической способности, и ни разу - о догматической, показывая, что быть скептиком естественно для человека, догматиком же - противоестественно. Вначале скептики стараются рассмотреть все явления и все мыслимое, выясняют, что эти явления и понятия могут быть воспринимаемы разным способом, в том числе и противоположным, доказывают, что таким образом все будут друг другу противоречить, так что одно суждение будет уравновешивать другое суждение. Вследствие равносильности суждений в противоположных вещах и речах скептик принимает решение о воздержании от суждения о чем угодно, а затем скептик приходит к невозмутимости - аттарксии, т.е. к тому, что искали стоики. И каждый их этих этапов у скептиков был тщательнейшим образом разработан. Воздержание от суждений называют еще термином "эпохе".

Итак, первой задачей пирроника является противопоставление всего друг другу каким-только возможным способом. Поэтому скептик противопоставляет все: явление - явлению, явление - мыслимому, мыслимое - мыслимому. Для этих целей Энесидем разработал 10 тропов, а Агриппа еще пять. Часто этими тропами ограничивают рассмотрение скептицизма, и этому есть серьезные причины. Здесь, действительно, заключены основы античного пирронизма. Но прежде чем рассмотреть тропы, попытаемся понять, действительно ли возможно жить, следуя философии античного скептицизма?

Спор об этой философии возник при жизни самих скептиков, их упрекали в том, что философия их нежизнеспособна, что у нее нет жизненного ориентира. Потому что для того, чтобы жить, надо что-то принимать за истину. Если будешь во всем сомневаться, то, как говорил Аристотель, человек, идущий в Мегару, никогда до нее не дойдет, потому что хотя бы надо быть уверенным в том, что Мегара есть.

Упрекали скептицизм в такого рода грехах Паскаль, Арно, Николь, Юм и др. философы нового времени. Однако Секст Эмпирик пишет нечто совершенно противоположное - что скептик принимает свою философию для того, чтобы не остаться бездеятельным, ведь именно догматическая философия приводит человека к бездеятельности, только скептицизм может служить ориентиром в жизни и деятельности. Скептик ориентируется прежде всего на явления, отказывается от познания сущности вещей, ибо он в этом не уверен, он это ищет. То, что для него несомненно, - это явление. Как говорил Пиррон: то, что мед кажется мне сладким, - в этом я уверен, но от суждении о том, что он сладок по природе, я воздерживаюсь.

Догматик же, наоборот, утверждает некоторые положения о сущности вещей, а очевидно, что они могут быть и ошибочными, что показывает различие догматических школ. И что получится, если человек начинает действовать в соответствии с ошибочной философией? Это приведет к печальным последствиям. Если же опираться в своей философии только на явления, только на то, что мы несомненно знаем, то вся наша деятельность будет иметь прочную основу.

Это положение Секста Эмпирика имеет и другие корни. В I веке после Р.Х. в Греции существовало три медицинские школы: методическая, догматическая и эмпирическая. Врач Секст принадлежал к школе эмпириков, отсюда и его имя "Эмпирик". К этой же школе принадлежал врач Гален. Эти врачи утверждали, что не надо заниматься поисками первоначал болезней, не нужно определять, чего больше в человеке: земли или огня, не нужно приводить в согласие все четыре элемента. А нужно смотреть симптомы и избавлять больного от этих симптомов. При лечении больных этот метод давал хорошие результатов, но врачи-эмпирики желали лечить не только тело, но и душу. Главными болезнями души являются догматизм и академизм, ибо они мешают человеку достичь счастья, и от догматизма надо лечить. Человека надо лечить от того, в чем он заблуждается, а заблуждается он в том, что можно познать суть вещей. Надо показать ему, что это ошибочно, показать, что истина ищется путем доверия явлению. В главе "Почему скептик выдвигает слабые аргументы?" Секст Эмпирик пишет об этом. Мы, действительно, читая его работы, видим часто слабые аргументы, даже иногда смешные. Сам Секст Эмпирик это знает и говорит, что скептики сознательно это делают - мол, одного можно убедить слабым аргументом, для другого надо строить основательную философскую систему. Главное - цель, достижение счастья. Однако ради справедливости надо сказать, что слабых аргументов у скептиков очень мало.

Итак, рассмотрим те скептические аргументы, которые выдвигает Секст Эмпирик. Вначале о тропах Энисидема. Их десять, они в основном захватывают чувственную сторону познания, а пять тропов Агриппы - рассудочную область.

Первый троп основывается на разнообразии живых существ и гласит следующее. Философы утверждают, что критерием истины является человек, т.е. он мера всех вещей (Протагор) и он один может познать истину. Скептик справедливо спрашивает, а почему, собственно, человек? Ведь человек познает окружающий мир благодаря органам чувств. Но разнообразие животного мира показывает, что у животных также имеются органы чувств и они отличаются от человеческих. Почему мы считаем, что человеческие органы чувств дают более истинную картину мира, чем чувства других животных? Как могут одинаково слышать те, у кого слуховой орган узок и у кого он широк, те, у кого уши волосатые и те, у кого они гладкие? И себя считать критерием истины мы не имеем права. Поэтому мы должны воздерживаться от суждений, т.к. не знаем, чьим органам чувств можно доверять.

Второй троп: философ делает предположение (сужая вопрос): допустим, человек является критерием истины. Но людей много и они разные. Существуют скифы, греки, индийцы. Они по-разному переносят холод и жару, пища для одних полезная, для других - вредная. Люди разнообразны, и поэтому нельзя сказать, какой именно человек является критерием истины.

Третий троп еще больше сужает область исследования. Скептик предполагает, что мы нашли человека, который является критерием истины. Но у него много органов чувств, которые могут по-разному давать картину окружающего мира: мед сладкий на вкус, но неприятный на вид, дождевая вода полезна для глаз, а дыхательные пути грубеют от нее и т.д. - отсюда также вытекает воздержание суждений об окружающем.

Четвертый троп - об обстоятельствах. Допустим, есть орган чувств, которому мы можем доверять больше всех, но всегда есть какие-то обстоятельства: в глазах есть слезы, которые больше или меньше влияют на представление о видимом предмете, неровное состояние духа: для влюбленного женщина кажется красивой, для другого - ничего особенного. Вино кажется кислым, если перед этим поесть фиников, а если орехов или гороху, то - сладким и т.д. Отсюда также вытекает воздержание от суждения.

Пятый троп - о зависимости от положения, расстояний и мест. Например, башня издали кажется малой, а вблизи - большой. Одно и то же пламя светильника тусклое на солнце и яркое в темноте. Коралл в море мягкий, а на воздухе - твердый. Факты опять же вынуждают нас, чтобы мы воздерживались от суждений о том, каков предмет по своей сути.

Шестой троп находится в зависимости от примесей, пишет Секст. Мы никогда не воспринимаем какое-либо явление само по себе, а лишь в совокупности с чем-то. Всегда это воздух или вода или какая-то другая среда. Один и тот же звук разный в редком воздухе или в густом, ароматы опьяняют в бане сильнее, чем в обыкновенном воздухе и т.д. Тот же вывод, что и раньше.

Седьмой троп касается величины и устройства подлежащих предметов. Один и тот же предмет может выглядеть по-разному в зависимости от того, большой он или маленький, разбит он на составные части или является целым. Например, опилки серебра сами по себе кажутся черными, а вместе в целом - белыми; вино, употребленное в меру, укрепляет нас, а с излишком расслабляет тело и т.д.

Восьмой троп - об отношении к чему-нибудь. Он перекликается с шестым. Скептик утверждает, что раз все существует по отношению к чему-нибудь, то мы удержимся говорить, каково оно обособленно по своей природе.

Девятый троп касается постоянно или редко встречающегося. Солнце должно поражать нас, конечно же, больше, пишет Секст Эмпирик, но т.к. его мы видим постоянно, а комету редко, то мы поражаемся комете так, что считаем ее божественным знамением, а солнцу не удивляемся совсем. То, что встречается реже, нас поражает, даже если по сути своей событие весьма обыденное.

Десятый троп связан с вопросом нравственности и находится в зависимости от верований и догматических положений разных народов, их обычаев. Секст приводит примеры, где показывает, что у разных народов свои представления о добре и зле. Некоторые эфиопы татуируют маленьких детей, мы же - нет. Персы считают приличным носить длинную разноцветную одежду, а здесь - нет и т.д.

Далее излагаются тропы Агриппы. Первый троп - о разноречивости. Он свидетельствует о том, что существует огромное разнообразие философских систем, люди не могут договориться и найти истину, отсюда следует, что если до сих пор нет согласия, то нужно пока воздерживаться от суждения.

Второй троп - об удалении в бесконечность. На основании его скептик утверждает, что чтобы доказать что-нибудь, нужно базироваться на утверждении, которое должно быть также доказано, оно должно быть доказано на основе опять какого-нибудь утверждения, которое в свою очередь также должно быть доказано и т.д. - уходим в бесконечность, т.е. мы не знаем, откуда начать обоснование; воздерживаемся от суждения.

Третий троп называется "относительно чего", при котором подлежащая вещь кажется нам той или иной по отношению к судящему и созерцающему предмет. Судящий о предмете является в одно и то же время субъектом и объектом познания. Когда мы о чем-нибудь судим, то вмешиваемся в процесс познания, поэтому мы не можем судить о предмете самом по себе, т.к. он сам по себе не существует, а существует только лишь для нас.

Четвертый троп - о предположении. Если философ желает избежать удаления в бесконечность, то он догматически предполагает, что некоторое положение является истинным само по себе. Но скептик не соглашается на такую уступку, считая, что это именно уступка, положение принимается без доказательства и поэтому не может претендовать на истину.

Пятый троп - взаимодоказуемости, который гласит, что чтобы избежать бесконечности в доказательстве, философы часто впадают в ошибки взаимодоказуемости. Одно положение обосновывают при помощи другого, которое, в свою очередь, обосновывается при помощи первого.

Все эти тропы скептики применяют при рассмотрении любого философского вопроса. Скептики спорили со своими современниками, основными оппонентами для них являлись стоики. В книгах Секста Эмпирика есть возражения против этиков, риторов, геометров, астрологов (аргументы из этой книги будут встречаться в работах отцов Церкви). Вот, например, проблема причинности. В частности, Секст Эмпирик рассматривает вопрос, существует ли причина или не существует? В начале он доказывает, что причина существует, ибо трудно предположить, что существует какое-нибудь действие без его причины, тогда все было бы в полном беспорядке. Но и с не меньшей убедительностью он доказывает, что никакой причины нет. Ибо прежде чем помыслить какое-нибудь действие, мы должны знать, что есть причина, которая порождает это действие, а для того, что бы знать, что это причина, мы должны знать, что она есть причина некоего действия, т.е. мы не можем ни причину, ни действие помыслить отдельно, т.е. они соотносительны друг с другом. Поэтому чтобы помыслить причину, нужно раньше познать действие, а чтобы познать действие, нужно раньше познать причину. Из этой взаимодоказуемости выходит, что мы не можем знать ни причину, ни действие.

Несколько слов о том, как античный скептицизм взаимодействовал с зарождающимся христианством. Можем ли мы сказать, что скептицизм мешал или способствовал распространению христианства? Большинство историков философии считают, что античный скептицизм подготовил почву для того, чтобы семя христианства благодаря проповеди апостолов упало на благоприятную почву. Скептические взгляды в первые года после Р.Х. настолько были распространены среди античных мыслителей, что любое высказывание могло восприниматься как вполне достоверное и достойное. И скептицизм подготовил античный мир к тому, чтобы сказать: "Верую, ибо абсурдно". Поэтому можно сказать, что скептицизм играл подготовительную роль для распространения христианства в Европе.

Скептицизм получил развитие в работах Лактанция, который считал скептицизм хорошим введением в христианство. Ведь скептицизм показывает тщетность и слабость нашего разума, он доказывает, что разум не может своими силами познать истину, для этого необходимо откровение. С другой стороны, блаж. Августин показывает другой способ отношения христианина к скептицизму - путь его преодоления. В своих работах он доказывает, что скептицизм не является истинной философией. Согласно Августину, скептицизм разрушает веру в истину, а поскольку Бог есть истина, то скептицизм ведет к атеизму. Поэтому любой христианин должен вести непримиримую борьбу со скептицизмом.